В голове тяжело отдавались выкрикиваемые слова и удары. Роб стал повторять их про себя, чтобы заглушить новый шум. Даже напевать — или подвывать — какую-то мелодию.
«Не надо, Томми, ради Христа, не надо!»
Кричала мать. Роб понимал, что нужно бежать на помощь, но, парализованный страхом и отвращением, не мог пошевелить хотя бы пальцем.
— Сука проклятая, я все видел, я знаю, где ты шлялась!
— Нет, Томми, Богом клянусь, я не выходила из дому! Спроси у Робби.
Это были ее последние слова. Вскрик, потом долгий высокий визг и шлепающий звук, словно упало что-то мягкое. На Роба навалилась зловещая тишина. Он лежал и ждал новой вспышки грозы, однако в душе понимал: этого не случится. Все, что он слышал, было тяжелое пыхтение отца и то, как он бормотал имя матери:
— Кэтлин, перестань, все прошло, все будет хорошо, слышишь?
Роб медленно встал и на негнущихся, как у старика, ногах, поплелся по покрытому линолеумом полу. Открыл двойную дверь, отделяющую спальню от гостиной. И увидел отца, стоящего на коленях подле чего-то, похожего на тюк. То была мама. Она лежала головой на каминной решетке. Топка была закрыта, мама пользовалась электрокамином, но по привычке содержала угольный в чистоте и порядке. До блеска начищала и медную подставку, и ручку кочерги, и медные украшения на совке и венике.
Он ударил ее тяжелой кочергой.
— Кэтлин!!!
Отец обернулся и посмотрел на Роба так, как никогда не смотрел. Потом грузно поднялся на ноги. Роб занял место возле матери. У нее было белое, как стена, лицо и кровавая пена на губах. Он сразу понял: она мертва.
Босиком и в пижаме, он бросился вниз по лестнице, а затем на улицу — к телефонной будке. А когда говорил в трубку, видел, как из дома вышел отец и зигзагами, время от времени налетая на фонарный столб или забор, заковылял прочь.
* * *
Джесс плакала. Слезы стекали на разметавшиеся по подушке волосы.
— Его, конечно, поймали, — продолжил Роб. — Был суд. После моих показаний дело стало ясным как стеклышко. Приговор был — виновен в убийстве. В конечном итоге он отбарабанил пять лет и теперь живет где-то в Шотландии. В Глазго, наверное.
— Какой ужас, — проговорила Джесс.
«Ну вот, — подумал Роб, — все как всегда — жалость и слезы. Зря рассказывал».
— Теперь я лучше все понимаю.
Он запрокинул голову и уставился в потолок.
— Я сам от него недалеко ушел. На мне — смерть Дэнни.
Горячность ее ответа повергла Роба в изумление.
— Не смей так говорить — никогда! Это был несчастный случай. Все могло быть наоборот — ты сам говорил.
