— Если ты хочешь побыть одна, я уйду, — кротко сказала Энн.
После недолгого молчания — Присцилла вспомнила о только что данном себе зароке — она, слегка пожав подруге руку, ответила:
— Останься. Я буду только рада.
Энн Пирпонт улыбнулась. Улыбка была такой нежной и любящей, что Присцилле показалось, будто ее накрыло теплой и ласковой волной.
Процессия медленно двигалась по дороге, петляющей вдоль реки Чарлз, к маленькому кладбищу, которое располагалось на холме. Присцилла слышала, как заходится в хриплом мучительном кашле ее старший брат. Филип был болезненным с детства. Пыль, переутомление или тревога могли вызвать у него припадки удушья. Присцилла — хотя и была далека от мысли, что он притворяется, — находила, что частенько эти приступы случаются тогда, когда Филип хочет увильнуть от какого-нибудь дела.
Участники траурной церемонии столпились у открытой могилы. Заросший бурьяном, вереском, кустами барбариса и чахлыми березами холм выглядел диким и пустынным. Могилы были разбросаны как попало — никому, видимо, не приходило в голову хоть сколько-нибудь обиходить кладбище.
Родные и друзья покойного хранили чинное молчание. Погребальной службы не было. Пуритане[1] не желали следовать примеру католиков, которые полагали, что усопшему необходима молитва. Сжав губы, они смотрели, как гроб опускают в могилу.
Кроме наследства, которое Бенджамин Морган оставил своей семье, о пройденном им пути напоминали только слова, начертанные на надгробии. Их сочинила Энн Пирпонт.
Когда Присцилла покупала надгробный камень — твердую, темную плиту шиферного сланца из Северного Уэльса, у нее осведомились, какую надпись она желает видеть на памятнике. Девушка полюбопытствовала, что пишут в подобных случаях. Традиционный вариант выглядел так:
Вы обретете, как и я, покой,
Готовьтесь же последовать за мной.
Другие надписи были не лучше, и она попросила Энн Пирпонт сочинить эпитафию. На тяжелой плите, легшей на могилу Бенджамина Моргана, было высечено:
Весной я встал на рассвете
С улыбкой.
Летом в полдень вышел я в путь
Счастливым.
Осенью в сумерках сделал привал я
В печали.
Зимой наступила ночь, я лег
И уснул.
— Замечательная надпись, — шепнула Присцилла, наклонившись к Энн.
Юная поэтесса мучительно покраснела.
— Спасибо, — смущенно пробормотала она.
Погребение закончилось, и знакомые отца гуськом потянулись вниз. За ними чуть ли не бегом припустил Джаред. Филип и Пенелопа стояли у самого края открытой могилы. При взгляде на старшего брата в душе Присциллы поднялось чувство неприязни. Отныне глава семьи — он. Присцилла до сих пор не могла смириться с этим. Никто не думал, что все так обернется. Бенджамин Морган прожил лишь половину отпущенного ему срока. Он был таким прекрасным, таким добрым человеком…
