Первый перевал | страница 7



за гривастым Уралом,
                                  в густую тайгу,
без тебя,
              дорогая дочурка моя,
и минуты спокойно
                              прожить не могу.
Здесь питательный ягель,
                                       копытом звеня,
выбивают олени
                          себе в сентябре,
что там, мой олененок,
                                    Олеся моя,
изменилось в твоей
                               годовалой судьбе?
Здесь раскованный ветер,
                                          пургою грозя,
сносит доски,
                     дома оставляя без крыш,
как ты, мой ветерок,
                                  как, моя егоза,
в дни московского
                              бабьего лета шалишь?
А когда здесь затишье,
                                      скажу не тая:
красотища!
                 В лесу голубики полно!
Голубинками нежными,
                                     радость моя,
неизменно глядишь ты
                                   в ночное окно.
Но пройдет две недели,
                                    примчит «стрекоза»,
и в Москву унесет
                            непременно меня.
Расцелую тогда
                         голубые глаза,
золотена моя,
Златовласка моя!

Утро на Оби

Насколько видит глаз —
                                      речная ширь…
И я с улыбкою невольною не слажу,
когда смотрю,
                       как хилый «Богатырь»
по-богатырски тащит нефтебаржу.
Но вот я слышу:
                         шутят остряки,
и вижу:
              с камня прыгая на камень,
торопятся мои буровики
с набитыми до верха рюкзаками.
Они русоголовы и босы,
и легкость необычная в походке,
и золотом сияют их усы,
и серебрятся юные бородки.
Уже пыхтит,
                   их поджидая «Днестр»,
и рулевой каюту открывает,
и сон,
          что был в глазах его на дне,
подобно облакам высоким
                                          тает.
И чувствуется,
                       что среди друзей
ему не нужен и минутный отдых…
Как золотые слитки,
                                карасей
несет рыбак
                   в двух тяжеленных ведрах.
Шум двигателей глушит все слова,
и винт бросает в воду
                                  белый невод.
И ясен день.
И Оби синева
готова спорить с синевою неба.

«За Самотлором лес рыжее меди…»

* * *

Виктору Иванову,

командиру «МИ-6»

За Самотлором
                         лес рыжее меди.
Рыжее леса —
                       тряская земля.
Но в этом,
                всеми позабытом место