им
времена года, каждое из которых отлично от предыдущего, однако всякий
год
такое же; скажем, весна всегда воспринимается как обновление и в то же
время
как повторение вечной темы. Он дает им и церковный год: за постом
следуют
праздники, и каждый праздник такой же, как и раньше. Мы выделяем
любовь к
еде для возбуждения обжорства, выделим же и естественную любовь к
переменам,
извращая ее в постоянное требование нового. Требование это -- всецело
плод
нашей деятельности. Если мы презрим свои обязанности, люди будут не
только
довольны, но и восхищены новизной и привычностью подснежников в эту
весну,
восхода солнца в это утро, елки в это рождество. Все дети, которым мы еще
не
успели привить лучших навыков, совершенно счастливы годовым
кругом игр, где санки сменяют пускание корабликов так же
регулярно,
как осень сменяет лето. Только при помощи наших
неустанных трудов удается поддержать требование
бесконечных,
непрестанных перемен. Это требование ценно во многих отношениях. Во-
первых,
оно притупляет всякое удовольствие, увеличивая при этом жажду
удовольствий
вообще. Удовольствие новизны по природе своей больше, чем что-либо
другое,
подвержено закону "спада при повторении". А получать все новые
удовольствия
-- недешево, так что жажда нового приводит к жадности, краху или к
тому и
другому. И опять-таки, чем необузданней жажда, тем скорее она поглотит
все
невинные источники радости и приведет к тем, которые запрещает Враг.
Вот
так, развивая ужас перед старым и неизменным, мы, например, недавно
сделали
искусство
менее опасным для нас, чем оно прежде было,-- противники разума
среди
поэтов и художников ежедневно измышляют теперь
все новые и новые оргии сладострастия, неразумия, жестокости и
гордыни.
И конечно, жажда нового необходима, когда нам приходится поощрять моды
и
поветрия.
Мода в воззрениях предназначена для того, чтобы отвлечь внимание
людей
от подлинных ценностей. Мы направляем ужас
каждого поколения против тех пороков, от которых опасность
сейчас
меньше всего, одобрение же направляем на добродетель, ближайшую к
тому
пороку, который мы стараемся сделать свойственным времени. Игра состоит
в
том, чтобы они бегали с огнетушителем во время наводнения и переходили на
ту
сторону лодки, которая почти уже под водой. Так, мы вводим в моду
недоверие
к энтузиазму как раз в то время, когда у людей преобладает привязанность
к
благам мира. В следующем столетии, когда мы наделяем их
