— Не пойду, — категорически отрезала Лола.
— Почему??
— Мне это не нравится.
— А ты пробовала?
— Нет, — стыдливо призналась девушка.
— Ну-так, пойдём, попробуешь?
— Нет, — она продолжала стоять на своём.
— Не понял, — равнодушно пожал плечами Гривин и уже собрался было отдавать швартовые, когда услышал вдогонку еле слышное: «Ты меня не любишь». Он вернулся, взял девушку за руку и сказал:
— Лола, я тебя люблю. Моя комната два часа свободна. Пойдём, отдохнём. — И повторил: — Я тебя люблю.
Девушка недоверчиво улыбнулась, и они пошли отдыхать.
В дальнейшем в угоду совместному отдыху им частенько приходилось использовать не только Лёшкину комнату, но и другие неприступные для любопытных глаз привалы, а когда речь зашла о Лолином «залёте», балбес выдвинул условие: или аборт, или он. Окончательного разрыва девушка допустить не решилась, согласилась на первое Лёшкино «или», но с тех пор любовь её к длинноволосому своему «первенцу» начала постепенно сходить на нет.
Школу Мила Логинова закончила без блеска, особой любви к какому-нибудь одному школьному предмету у неё за десять лет обучения не возникло, и, получив аттестат зрелости, она вдруг с ужасом ощутила себя в роли старухи из пушкинской сказки о рыбаке и рыбке — у разбитого корыта: ни крыши над головой, ни денег, ни даже никаких хоть сколько-то полезных знакомств. Неожиданно «золотой рыбкой» для неё всплыл всё тот же Лёшка Гривин, с которым она после прощального банкета выпускников прямов столовой детдома поделилась бесперспективностью своего дальнейшего существования.
— Не знаю, Лёш, что делать. Хоть в воду: ничего не умею, никому не нужна.
— А ты отца своего возьми за жопу, — зевая, посоветовал Гривин.
— У меня нет отца, — вздохнула Логинова. — Он давно умер.
— Почему «умер»? Он живёт припеваючи. Я узнавал, когда думал на тебе жениться. И где работает, и сколько получает. Генерал-майор, кстати, в отставке, чтоб ты знала, не жук на скатерть насрал. Им будь здоров сколько отстёгивают. Он в твоей квартире живёт, ты знаешь это? Половина её твоя. И денег ещё даст, если припугнуть, как он, педераст, с тобой поступил.
Мила тогда ничего не ответила, но разговор этот мимо ушей не пропустила. Конечно, отчима она не видела четырнадцать лет, ни разу не видела с трёхлетнего возраста, думать забыла, что он есть, не знает даже — жив ли, при встрече наверняка не узнает. Но половина-то квартиры, Лёшка прав, действительно, принадлежит ей. По закону. И не где-то на выселках, а в самом центре Москвы, они с отцом, помнится, в зоопарк пешком ходили. Что, если и вправду…
