— А как? Как?!
— Игорёк, в МОГА обращаются очень многие. Как их удовлетворяют? Не знаю, вот тебе честное слово. Могу только ПРЕДПОЛАГАТЬ: по-разному. По дружбе. По знакомству. По любви. Просто из уважения к сединам ли, к заслугам ли перед Родиной. А иногда даже за взятки. Представляешь, какие безобразные у меня предположения? По-разному.
— Костенька, подожди острить, — взмолился Мерин, — скажи: и много таких «одиночников»?
— Можно посмотреть, но не думаю. Дело это, как ты понимаешь, не безопасное.
— Пожалуйста, посмотри за последние пять месяцев. Мне это срочно.
Константин скорчил не самую дружелюбную физиономию.
— Будет сделано, гражданин начальник.
— Спасибо. — Мерин схватил руку Константина, сильно тряхнул её и почти выбежал из кабинета. В висках кто-то резко заработал отбойными молотками, перед глазами поплыли тёмные полукружия, — так бывало всякий раз, когда Её Величество Интуиция настораживала: внимание, «зацепка»! При этом большой палец левой руки интуиция закладывала в карман жилета, правую же вскидывала по диагонали вверх и заявляла картаво: «Верной дорогой идёте, товарищ»! К Мерину Интуиция всегда обращалась только на «вы».
* * *
Родителей своих Мила Логинова, «Лола», как звали её домашние, помнила плохо. Отец умер от какой-то нервной болезни чуть ли не в самый день её рождения, когда девочке исполнилось три года. Большой, грузный, с огромными тёплыми ручищами, он любил подбрасывать визжащую от страха и удовольствия «куклу» высоко под потолок, громко при этом смеялся и ни разу не уронил. И ещё: сажал на плечи, держал за ноги и так часами ходил по улицам и даже на работу — он пел в хоре Московского театра оперетты — там на его плечах она часто засыпала. Вот, пожалуй, и всё, что осталось у неё в памяти об отце.
Мать, Анна Кондратьевна, в мирском обиходе Нюша-даюша, прима того же театра, пережила мужа ненадолго. В меру талантливая, в меру курносенькая, полногрудая хохотушка, она пользовалась неизменным и достаточно пристальным вниманием мужчин, и в частые гастрольные периоды, легко влюбляясь, охотно позволяла себе непродолжительные романы, не всегда заботясь о глубине и подлинности постигших её чувств. Вскоре после кончины мужа, в один из таких «периодов», в небольшом закрытом военном городке «Н» она познакомилась с весьма высокопоставленным — по местным меркам, разумеется, — не первой молодости офицером лётного подразделения по имени Вилор Хропцов, оказавшимся при ближайшем рассмотрении вдовцом со стажем, порядком уже уставшим от одиночества, отсутствия горячих домашних обедов и регулярной женской ласки. После трёхкратного просмотра спектакля «Весёлая вдова» с Анютой в заглавной роли этот Хропцов напрочь потерял голову и впал, если и не совсем в детство, то как минимум в пору пылкой юношеской влюбляемости. Он с неизменными ромашками в руках, коими заслуженно славилась местная флора, сутками напролёт простаивал у входа Дома приезжих, где квартировали артисты театра оперетты, встречал и сопровождал очаровавшую его примадонну на утренние репетиции, вечерние распевки и спектакли. А в промежутках между этими занятиями выказывал всяческие знаки внимания маленькой дочери певицы, Лоле, прилюдно осыпая её подарками, почти отцовской любовью и безрассудным баловством, чем приятно удивлял мамашу. Кончилось всё тем, что ко дню отбытия артистов восвояси он называл возлюбленную на «ты», жаркими поцелуями прощался с ней на привокзальной площади и через неделю, не перенеся разлуки, объявился в столице, в городе Москве, на Пушкинской улице, у подножья Московского театра оперетты.
