Действительно, меньше чем через час Василий Николаевич сидел в учительской в теплой, свободного покроя куртке с шалевым воротником, положив на стол шапку из ондатровых шкурок, такой крупный, немного встревоженный, и выжидательно поглядывал на Глазкова. Владимир Андреевич вспомнил, как об этом инженере отзывался Костенко, и подумал: «Мужик, видать, хороший по всем статьям», вслух же сказал:
— Прочтите, пожалуйста, — и подал ему записку.
Старший Липец взял бумажку, деловито развернул ее, прочел одним взглядом и повертел, будто пытался найти что-нибудь более важное.
— Кто писал?
— Неизвестно.
— Анонимка, выходит? А что произошло?
— Моего ученика в праздник сильно избили. Лежит в больнице в тяжелом состоянии.
— Скверно, — нахмурился Липец и спросил: — Курить можно?
— Пожалуйста.
Липец закурил, жадно глотнув табачный дым, видно, собирался с мыслями. Не очень приятное сообщил ему учитель. Наконец проговорил:
— Черт его знает. Борька за последнее время испортился, это верно. Пьет, мерзавец, говорят, даже дебоширит. Из школы ушел, болтается в компании каких-то жоржиков…
— Разве он не перевелся в другую школу?
— Он вам так говорил?
— Нет, другие говорили.
— Никуда не переводился, что-то у него с ребятами не пошло. Но, положа руку на сердце, скажу: не верю, чтоб он докатился до такой подлости. На это Борька не способен.
— Я тоже хотел бы этому не верить. Однако по пьянке что не бывает?
— Так-то оно так… — Липец задумался и вдруг встрепенулся: — Послушайте, у вас есть свободное время? Поедемте к Борису, он живет с матерью, недалеко отсюда. Решено?
— А удобно будет?
— Почему неудобно? Хочу поговорить с ним при вас. Он сейчас дома. Ну?
Владимир Андреевич согласился. «Москвич» голубел возле школы, ожидая хозяина. Глазков сел на переднее сиденье рядом с Липец. Тот нажал стартер, мотор заработал, и машина плавно тронулась с места, набирая скорость.
По дороге Василий Николаевич признался, имея в виду Бориса:
— Оболтусом вырос. Ростом с коломенскую версту, а мозги набекрень. Нас четверо братьев. Старший на партийной работе, в Забайкалье, другой офицером в армии, инженер, как и я. Борька самый младший. Мать в нем души не чаяла, больше всех дрожала над ним. С нами ей нянчиться некогда было — работала, да и времена трудные были. Борька рос, мы уже работали, мать с завода ушла, потом пенсию ей дали. Вот она Борису все и отдавала — и любовь, и деньги, и время.
…Мать Василия Николаевича обрадовалась приезду сына. Хоть и живут в одном городе, а бывает у нее редко. Всегда занят. Глазкова она приняла за приятеля сына, захлопотала, забеспокоилась — еще бы, гости-то какие!
