Я отошла к столу, затем повернулась и оперлась о его край. Справа часы, слева окно — все это так знакомо и привычно. Подобие равновесия. Иначе я бы наверняка пошла вразнос.
— Как тебя зовут? — повторила я свой вопрос, приложив все усилия, чтобы он прозвучал как можно спокойнее и доброжелательнее.
Молчание.
На сей раз я сделала сосредоточенный вдох и не позволила раздражению выплеснуться наружу.
— Ты знаешь, какой сегодня день?
Он не улыбнулся и не нахмурился. Он вообще не шевелился, только медленно и ровно дышал. Я старалась не любоваться им, как произведением искусства, но все равно любовалась. Просто не могла с собой ничего поделать — он был неотразим.
— Ты знаешь, где находишься? — спросила я, и мой голос сорвался, потому что закончился список стандартных вопросов по определению способности пациента разобраться в окружающем мире.
Когда Неизвестный не ответил и на него, я сменила пластинку:
— Почему ты изрезал себя?
При этих словах Неизвестный мельком взглянул на свою грудь, затем на меня… И вновь приковал меня к себе силой взгляда и своей близости. Я оставила за кадром более важные вопросы, которые касались его ран. Почему ты изрезал себя именно так? Почему выбрал такой рисунок? Однако зеленые глаза Неизвестного заблестели ярче, будто он сумел расслышать непроизнесенные слова.
Через несколько секунд — томительно долгих и обжигающих — Неизвестный мельком глянул на окно моего кабинета и склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то помимо моего голоса. Его лицо помрачнело, и бицепсы напряглись, когда он стиснул кулаки.
Мое сердце ушло в пятки, дыхание сбилось, а рука осторожно поползла к телефону, стоявшему на столе.
Проклятие! Похоже, у парня галлюцинации.
И о чем только я думала, когда осталась с ним наедине?
Вдруг я увидела, как джинсы Неизвестного преобразились.
Я окаменела. Внешне. А глубоко внутри себя продолжала падать в кроличью нору. Мои губы шевелились, но я не издала ни звука. Пульс молотил так, что его удары эхом отдавались в ушах.
Нет, мне это не почудилось…
Секунду назад эти джинсы были грязны и изодраны в клочья.
А теперь они стали целыми и чистыми. Совершенно обычные джинсы!
Неизвестный по-прежнему был бос и обнажен до пояса, но раны на его груди — порезы, изображавшие феникса, — затягивались у меня на глазах.
— Какого…
Это все, что я успела сказать, прежде чем он исчез. Вернее, переместился так быстро, что я даже не увидела. Успела заметить лишь серебристый проблеск, смутное подобие птицы с яркими, широко распахнутыми крыльями. И вот он уже стоял по другую сторону от меня, рядом с дверью. Запах корицы с гвоздикой затопил меня с головой.
