– А я знаю! – весело взвизгнула Ядзя, почти угождающе глядя в глаза Алеся.
Довольная, что и она наконец может быть полезной, девочка весело застрекотала:
– Мы с мамой были однажды у старого Вежи… Старый Вежа маму уважает… И этого длинноусого мы там видели… Это Кондратий, молочный брат старого Вежи. Он смотрит за его лесами.
…Отец между тем тоже заметил длинноусого.
– Вот он, Антонида, – сказал пан Юрий. – Видимо, и с Вежей что-то стряслось.
Кондратий приблизился к хозяевам. Смотрел на них немного виновато. И все же надменно выступала из-под длинных усов крутая нижняя челюсть.
– Что случилось, Кондратий? – спросила пани Антонида.
– Старый пан просит извинения, – сухо сказал он, – он не сможет приехать… У него… гм… подагра…
– Что за черт? – удивился отец. – Никогда у него никакой подагры не было.
– Я все понимаю, милый, – грустно сказала пани Антонида.
Кондратий крякнул от жалости.
– Пан просит извинения, – с сокрушением повторил он. – Подарки молодому князю едут. Будут здесь через час… Пан также посылает пани и сыну свою любовь. И пани Клейне посылает свою любовь…
– Больно она мне нужна, та любовь! – сказала Клейна. – И тут не мог, как все люди, сделать, старый козел… А я с ним еще менуэт когда-то танцевала.
– …и пану графу Исленьеву свою любовь, – торопился Кондратий. – А молодому князю свою незыблемую любовь и благословение. А сам просит простить.
– Кондратий, – сказала мать, – скажи, почему он так сделал?
– Не могу знать, – опустил тот глаза.
– И все же? На нас сердится?
Кондратий еще ниже опустил голову.
– Он сказал… Он сказал: «Холуи все».
Отец только рукой махнул:
– Ну и ладно. Оставайся тогда ты вместо него. И за столом на его место сядешь.
Кондратий поклонился.
– И он мне так сказал… Сказал, сказал, что счастлив был бы, если б я мог заменить его… Да только прошу прощения, пан Юрий, извините, пани, я этого не могу никак сделать, потому что хотя я и вольноотпущенный, а все равно своему молочному брату раб, а фамилии вашей до конца дней своих благодарен и вредить ее чести никак не согласен.
На лице Загорского была такая растерянность, что Клейна улыбнулась, а в глазах ее загорелся озорной, почти детский огонёк.
– Иди, батюшка, – сказала она отцу. – Иди познакомь сына с Раубичами. Я уж тут как-нибудь сама справлюсь… А ну, идем со мной, пан Кондратий. Погуляем среди гостей. Ты меня, старуху, под руку поводишь – пускай уважаемые гости осудят. Если Вежа так сказал, то мы его уважим.
