— Фикрету надо уходить из деревни!
— Почему? — спросила удивленная Тензиле-енге. — Что случилось?
— Фикрета призывают в солдаты, ему надо бежать, скрыться, чтоб никто не мог найти. Сын авджы Кадыра Сеттар тоже хочет схорониться.
Помолчали.
— Он не желает служить царской власти, — продолжал Саледин. — Пускай и Фикрет уходит вместе с ним. Испытали мы на своей шее милость падишаха. Таким, как мы, от него хорошего ждать нечего. Фикрету надо бежать или с Сеттаром, или же поехать вместе со мной на ярмарку. Другого выхода нет.
— Вы думаете, он спасется, если поедет на ярмарку?
— Мы не пойдем проезжими дорогами, а на окольных путях нас никто не поймает.
Тензиле-енге приуныла, а Саледин-ага погрузился в думы. В это время пришел Рустем и молча опустился у порога на ковер.
— Ты что до сих пор не спишь? Где Фикрет? — спросил Саледин-ага.
— Стоит у ворот, разговаривает с Сеттаром-ага.
— Позови его сюда.
Рустем тут же побежал. Вскоре появился в комнате Фикрет. Заметив встревоженность отца и задумчивость матери, он понял, что дома произошло что-то неладное.
— Фикрет, — сказал отец тихо, но, увидя за ним Рустема, кивком головы велел ему пойти спать. — Фикрет, сын мой!
— Вы чем-то озабочены?
— Времена настали плохие. Ты старший у меня — на тебя можно опереться. Я не хочу, чтобы ты жил так, как живет сын Джеляла-бея. Еще не знаю, чем эта война кончится. Но мне будет очень грустно, если после нее люди в деревне скажут: Фикрет служил тунеядцам.
— Я вас не понимаю, отец! К чему эти слова?
— Говорят, что царь может потерпеть поражение.
— Почему, отец?
— Не знаю, но… говорят. Мне важно знать, куда тебя тянет, как ты собираешься жить.
— Людей отправляют на войну. Миновать ли мне этого?
— Сеттар сказал, что война эта — братоубийственная, неминуемая гибель для таких, как ты. Ее ведут богачи.
— Кто это придумал? — повысил голос Фикрет. — Мир ведь не создан так, чтобы в нем жили люди с одинаковой надеждой, с равным состоянием. Одни должны стоять выше, другие ниже. Одни работают, другие дают им работу.
Дульгер недоуменно посмотрел на сына.
— А разве не может быть так, чтобы все работали, чтобы никто ни с кого не драл шкуру?
— Едва ли.
— Тебе по душе эта убогость… в нашем доме?
— Нет. Мне бы хотелось, да и тебе, наверное, тоже, иметь не одну лошадь, а несколько; не четверть десятины земли, а гораздо больше. Вот тогда жизнь будет другая.
— Кто же нам все это даст? — развел руками Саледин-ага. — Кязим-бей? Джелял?
— Не знаю, отец, — ответил Фикрет.
