Кадыру. Вернувшись часа через полтора, он прошел в неосвещенную комнату и повалился на сет…
— Что с вами, отец? Вам нездоровится? — забеспокоился Рустем, сидевший на топчане перед верандой.
Но из темной комнаты никто не отозвался. А через некоторое время оттуда послышался храп. Тензиле-енге покачала головой:
— Устал, видно. Уж очень он беспокойный — ходит быстро! Я тоже было испугалась: не стряслось ли чего? Пусть поспит. Назавтра опять будет свежий, как чеснок.
— Что-то не похоже, чтоб отец уснул так от усталости, — возразил Фикрет, строя про себя разные предположения.
— А что могло случиться? — беспечно ответила Тензиле-енге и, захватив лампу, ушла в свою комнату.
Фикрет и Рустем, как всегда, улеглись в мезонине. Рустем заснул мгновенно. А Фикрет еще долго ворочался в постели, тревожно прислушиваясь к голосам кузнечиков, доносившимся из сада, и к медлительному гуканью совы, вспорхнувшей на ветку орехового дерева, и думал о войне, о том, что и его могут призвать со дня на день.
Отец проснулся с зарей. Наточил свой обоюдоострый топор[9], завязал в платок обычный завтрак, запряг сани и не спеша поднялся в мезонин. Остановившись у постели сыновей, спавших в обнимку на широком сете, он невольно залюбовался их лицами. Ему жалко стало тревожить их сладкий предутренний сон. Но за холмами Стиля небо розовело все ярче, виноградники и сады наполнялись птичьими голосами. Пора!
— Рустем! — позвал Саледин-ага, дотронувшись до плеча Рустема.
Тот, приоткрыв глаза, сонно посмотрел на отца и отвернулся к стенке.
— Вставай, сынок, вставай! — старик снова потряс его за плечо. — Пора ехать в лес!
Юноша вскочил на ноги, быстро оделся и, позевывая, спустился вниз. Зачерпнув из чугуна, стоявшего в сенях, кружку молока, он выпил его, заедая хлебом, натянул на ноги чарыки[10] и вышел во двор. Взяв лошадь под узды, вывел ее на дорогу. Саледин-ага, захватив топор и узелок, последовал за сыном.
Когда солнце поднялось над горизонтом, отец и сын были уже в ущелье Кашкыр-сада[11]. Передохнув, они двинулись дальше по крутым и извилистым дорогам. Пройдя немного от Вилисова источника, остановились на склоне долины Канлы-сокак — Кровавой тропы и начали рубить стройные деревья и очищать их от коры. Вернулись они домой с санями, нагруженными толстыми бревнами, когда над высокими горами и глубокими долинами уже сгущались вечерние сумерки.
После ужина за вечерним кофе Саледин-ага, глядя на жену суровым взглядом, произнес:
