Рустем молчал. Девушка вытащила из-под желоба гугюм и начала смывать с него песок.
— Нет. Я вас нашел впервые, — наконец ответил Рустем.
Гуляра покраснела и, чтобы скрыть смущение, быстро заговорила:
— Мой брат очень сердит на вас. Что вы ему сделали?
— Да я только пошутил тогда, во время скачки. Чтобы Веис не отставал, я раза два стегнул кнутом его коня. Стоит ли из-за этого сердиться?
— А у него с перепугу конь споткнулся, чуть не упал.
— Я этого не заметил, — пробормотал Рустем.
Девушка промолчала. Она уже пожалела о том, что затеяла разговор о брате. Но джигит, наконец, заговорил снова:
— Гуляра, вы имеете привычку ходить в лес — собирать кизил?
— Нет, а что?
— Я завтра иду в лес. Может быть, пойдем вместе? Скажите и Веису. Мы там и помиримся с ним.
— Было бы хорошо. Но… боюсь, мама не разрешит.
— Почему?
— Говорят, в лесу много дезертиров-качаков.
— А чего бояться? Это же наши парни. Если они там встретятся, то, вероятно, попросят поесть, только и всего.
— А вы их видели?
— Видел. Мой отец, когда идет в лес, иногда берет для них из дома хлеб. Если он не встречает их, то оставляет хлеб в дупле бука, растущего у самой хижины дяди Селима, а оттуда они сами забирают.
— Каждую неделю угоняют людей на войну, — задумчиво проговорила девушка. — И не только молодых. Неужели заберут и папу? Говорят, что Джелял дал слово волостному правлению отправить из нашей деревни еще шестьдесят человек. Да ниспошлет аллах всякие напасти на голову этого дангалака[16]!
— Шестьдесят человек? А кто же тогда будет обрабатывать его табачные плантации? Не дочь же его Эмине и не сын Исмаиль? Ты посмотри, сколько человек уходят по утрам работать на них. Больше половины деревни! А сколько еще украинцев-сезонщиков там? Кого же он собирается на фронт отправлять?
— Тех, кто им недоволен.
— Ему благодарны только Кязим-бей да Зекирья. Но они-то табак не окучивают.
В это время за скалой послышались конский топот и чьи-то голоса. Гуляра в замешательстве поднялась и, подхватив гугюм, поспешила домой. Рустем спрятался в орешнике над источником.
Шла война, джигиты уходили из деревни, и все труднее становилось многим семьям. Нужда заглянула и в дом плотника Саледина. Она заставила и Рустема пойти работать на табачные плантации Джеляла. В Бадемлике появились урядники и приставы. Волостное правление забирало у жителей рабочий скот, уводило коров. Рустем лишился Ак-Табана. Вся семья четыре месяца работала не покладая рук, урезывая себе в пище, чтобы скопить денег, и, наконец, купили клячу. Она была так худа, что можно было пересчитать все ребра, а тонкая шея чудом поддерживала костлявую голову. Саледин-ага маялся с беднягой, откармливал все лето, пока она не набралась сил.
