— А мужики были колдуны?
— Нет, у нас не было. Мужикам это дело не далось, только баушкам. Вот и сичас у однех корова стельная из лесу не пришла. Облазили всю поскотину, искали двое суток — нет коровы. Сходи, мужику советуют, к баушке. Денег не пожалей. Да денег-то нет, говорит. Взял двадцать копеек, пошел — так и так. «Скажу», — баушка говорит. — «Сколько надо-то?» — «А сколько есть». — «Да вот только двухгривенной». — «Ну да и хватит. По какому теленку корова-то?» — «По первому, первотелок». — «Вот, найди такого человека, чтобы первой родился. Хоть старик, хоть робенок, только чтоб у матки первой. С ним и поди в поскотину». Он нашел такого. Только завор[2] перешли — корова стоит. И теленочек. Весь лужок вытоптан. Стояли не один день. Сколько разов проходил — и не видел. Закрывало, вишь. А тут сразу открыло.
Я спросил:
— А почему мужикам колдовство не дается?
— Дак ведь баба в любом деле мужика хитрей!
Иван Павлович снова подкинул в печку, я откашлялся. Разговор хоть и был интересный, но явно пошел не в ту сторону, и я спросил у него про его солдатскую службу. Он рассказал, как воевал с «австрийцем», как вернулся домой, а дома была такая голодуха, что люди ходили «по батогу в каждой руке». Дело было как раз когда «лопнула» царская власть.
— Сестра моя, Анка, с робёнком. Поп на робёнка молитвы не дал, она ему, вишь, бревна не привезла. Ей как привезти, ежели и лошади нет? Пришел поп в дом, она урезок хлеба заняла у сусидей. Подала. Он говорит: «Ты что мне даешь? Я не нищий». В печи кошка варилась. Она говорит: «Вот, батюшко, кошку варю. Ись нечего». — «Век бы тебе кошек варить!» Дверями хлопнул. Ну, думаю, я его когда-нибудь потрясу. У меня ружье было. И сичас есть. Заприметил, что поп сидит на озере, удит. Сусед мой пошел тоже на озеро, а поп ему кричит: «Не подходи!» Я ружье за плечи, собаку свистнул. Пошел к попу. Он увидел, говорит: «Подходи, подходи, Иван Павлович! Поудь рядом со мной». На шиша мне твои ерши! У меня вон собака, сичас зайца выгоним. Подошел к попу, говорю: «Хотел я тебя, батюшко, в озере оммочить. Да вот бог отвел, согрешить не дал. А кабы ты сказал мне такие слова, как и суседу, я бы уж оммочил».
— В колхоз-то вступил?
— Вступил. Послали раз на овин снопы сушить. С однем стариком. На два гумна. Его на одно, меня на другое. Хорошо. Я ночь просушил. Дров спалил целую клетку. Утром пришли молотить, а и овин не насажен. Ладно, пойдем на то гумно. Пришли, а там печь холоднехонька. Старик-от поумнее меня, с вечера наверх слазал. Доглядел сперва, да и ушел домой. А я-то, дурак, всю ночь сушил. Дымом глаза выело.
