— Зачем?
— Я хочу тебя. Я очень тебя хочу.
— Мое тело? Только тело? А душу?
— Настенька, ведь мы с тобой давным-давно все выяснили. Я хочу тебя всю. Всю!
— Но почему же тогда ты отталкиваешь меня? Бросаешь? Живешь с той, которую не любишь?
— Я так рвался к тебе! Прошу тебя, оставим этот разговор. Я должен уехать первой «ракетой».
— Должен, долг, чувство долга… Как я презираю все это.
— Но ведь мы не свободны. Мы не можем пренебречь…
— Я свободна, слышишь? Я могу пренебречь всем на свете ради любви. И тебя я полюбила за то, что ты казался мне свободным среди всех этих жалких рабов. А ты… ты…
Голос Ларисы срывается. Внезапно вспыхивает свет. Лариса в ночной рубашке и с заплетенными в две косы волосами стоит на кровати лицом к Анатолию Васильевичу. По ее щекам текут слезы.
Анатолий Васильевич медленно опускает протянутые к ней руки и отходит к столу. Влетевший в окно порыв предгрозового ветра раскачивает абажур. По стенам мечутся тревожные тени.
— Теперь я все поняла, — говорит Лариса упавшим голосом. — А я осуждала маму. И оправдывала вас.
— Меня не нужно оправдывать.
— Я вас почти любила. За то, что у вас с мамой все было так возвышенно, так не от мира сего. Я считала вас настоящим героем-любовником, а вы… Такой же комедиант, как и этот поэт. Даже еще хуже.
— Где мама?
— Настенька вас не ждет. Настеньке без вас замечательно живется. — Лариса слезает с кровати. — Хотите чаю?
— Нет. Впрочем, хочу, конечно.
Лариса втыкает в розетку штепсель от самовара, гремит чайной посудой.
Анатолий Васильевич снимает плащ и садится на стул.
— Мама на рыбалке. Там сейчас пируют холостые, не обремененные никакими обязательствами и долгами.
— Это кто такие?
— Все те же. И ваша Настенька.
— А ты почему с ними не поехала?
— Я ждала вас. У меня было предчувствие… Правда, появилось оно у меня, когда они уже ушли. Это было в девятнадцать ноль семь. По радио передавали «Посвящение» Шумана.
— Я в это время остановил попутную машину. Я был уверен, что Настя ждет меня.
— Это Шуман виноват.
— Разве она меня не ждала?
— Она вас слишком долго ждала.
Анатолий Васильевич расстроен, даже удручен.
— Но что мне делать? Она так нужна мне. Так нужна…
Гаснет свет. Комнату освещают вспышки молнии.
— Как бездарно устроен этот мир. И все вы с этим смирились.
Лариса зажигает свечу и ставит ее на стол. Вторую ставит на буфет.
— Если бы люди не добыли огонь, интересно, как бы они жили? — спрашивает Лариса.
— В темноте, наверное. Неужели я не увижу Настеньку?
