— Вчера это чучело сделало из моего королевского ложа настоящую медвежью берлогу. Там и воняло как в берлоге: падалью и старым сундуком. Интересно, как его терпят в постели женщины?
Катя уже собрала брошенные Ларисой где попало вещи. Она держит их в руках, не зная, куда деть.
— От него очень даже сексуально пахнет. Сестра говорит, что в постели он компенсирует все остальные недостатки. Когда он перебрался на раскладушку в чулан, у них пошли скандалы.
— Чудаки. Все у вас шиворот-навыворот. Женятся на тех, кто до лампочки, чтоб насолить тем, кого любят. Детство какое-то. Дебильное детство.
Лариса залезает под одеяло и замирает в позе блаженного покоя.
— Ты права — в этом есть что-то дебильное, ущербное, какой-то утонченный, я бы даже сказала, изысканный садизм, мазохизм, декаданс. Может, мы устали от созидания. Руки опускаются. И ничего уже не хочется. Все в нас перегорело. Или воплотилось в бесплотную мечту, оторванную от реальности.
— Катька, помолчи: я думаю.
— Думай себе на здоровье. Только это все без толку.
— Я придумала!
Лариса вскакивает, задевает ширму. Та падает.
— И что же ты придумала? — ехидно спрашивает Катя.
— Я сама с ним…
Входит Анастасия. У нее в руках стеклянный баллон с молоком и две буханки хлеба.
— Будем ужинать, — говорит она. — Бог в лице Малаши послал нам свои щедрые дары.
Лариса ловко оборачивается простыней и подходит к столу. Все трое разламывают хлеб, пьют молоко.
— Кормилица ты наша. Утешительница. — Катя притворно всхлипывает. — Сегодня был такой длинный, одинокий и голодный день. Ты даже не представляешь — какой.
— Может, и представляю.
— Первый раз в жизни пью парное молоко. Нужно загадать желание. — Катя закрывает глаза, шепчет что-то, не переставая жевать, хлопает в ладоши. — Явись!
Входит Альберт. Все трое на какое-то мгновение пялятся на него в изумлении и разом покатываются со смеху.
— Три женщины. Сумерки. Запах парного молока и ночной фиалки. Входит Иоанн Креститель. — Альберт обращается к Анастасии. — Саломея, угости молоком и раздели со мной хлеб.
Анастасия наливает молоко в кружку, накрывает ее толстым ломтем хлеба и протягивает Альберту. Тот выпивает молоко в один прием.
— Бык, две коровы и телка, — говорит Лариса.
Альберт присаживается на корточки возле стола и жадно уплетает хлеб.
— Девичество. Одухотворенно бездуховная пора. Когда я встретил тебя, Анастасия, тебе было семнадцать. Ты была застенчива и совсем не развита физически и умственно. Зато духовно ты была на уровне какой-нибудь Терезы Гвиччиоли.
