— И во что они посвящены?
Лариса неопределенно хмыкает.
— У твоей матери, между прочим, завтра день рождения. Настек у нас лев неукротимый.
— Моя подруга всю жизнь считала себя львом, а совсем недавно выяснилось, что она родилась не без четверти двенадцать, а в четверть первого.
— Минуты не имеют значения. Особенно когда дело касается созвездий. Там в ходу категория вечности.
— Как раз там минуты имеют огромное значение. И мгновения тоже.
Лариса медленно поднимается с пола и начинает раздеваться. Ярко-бирюзовую юбку оставляет на полу, кофточку цвета фуксии швыряет на буфет, панталеты летят в разные стороны. Она остается в узеньких трусиках и без лифчика. На шее трогательно поблескивает маленький золотой крестик.
— Любовники — самое расточительное из женских удовольствий, — изрекает Катя. — В смысле духовного здоровья.
— При чем тут любовники?.. Ах да, Катенька, не говори Настеньке, где я была. Ладно?
— А что мне за это будет?
— Все будет. Хочешь, я позвоню ему по телефону и продиктую текст любовного письма?
— Ага, теперь я все поняла. Настек тоже поймет.
— Ни в коем случае. Она жутко наивная. Особенно в таких делах. Она притворяется искушенной, верит сама в это притворство и нас пытается заставить поверить в него. Ваше поколение вообще до дикости наивно.
— Скажи на милость, цыпленок, а уже кукарекает.
— Ну и кукарекаю. Что тут плохого? — Лариса обиделась. — А вот вам даже рта раскрыть не позволяли. Вы пищать и то боялись. Мама писала книжки для малышей, чтоб не обманывать себя и других взрослых.
— Какая ты, однако, умная.
— Я помню, ей звонили из журналов, заказывали всякую белиберду про продовольственную программу, ускорение, коллективный подряд, идейную убежденность, человеческий фактор, перестройку…
— У тебя в голове идеологическая и историческая каша.
— Ха-ха. Это не самое страшное. Страшно, когда учат жить на примерах покойников.
— Среди них были и не такие уж плохие.
— Без вас разберемся, кто свой, а кто чужой. Но дедушку я им все равно никогда не прощу.
— Кому — им?
Голос Кати звучит устало.
— Не знаю… Ладно, а где все-таки мама?
— Ревнуешь?
— К кому? К этому поэту в шутовском колпаке?
Она наигранно смеется.
— Беда в том, что он опоздал родиться на целое столетие. Иначе ты бы сейчас читала его стихи в хрестоматии.
— Это все словоблудие. Где доказательства его таланта? И потом, так опуститься из-за того, что любимая женщина не ответила взаимностью. Глупо.
— Между прочим, я его за это очень уважаю. На месте Настеньки я бы…
