Когда ее отослали в Вудсток, поручив заботу о ней преданному королеве сэру Генри Бедингфилду, семья Ноллис вздохнула свободнее, тем более что в Германию продолжали просачиваться слухи о слабом здоровье королевы.
Однако из Англии приходили и страшные новости о преследованиях протестантов. Кранмера, Ридли и Латимера[1] сожгли на костре вместе с тремя сотнями других жертв. Говорили, что дым от костров Смитфилда черной пеленой обволакивал Лондон.
Как мы все аплодировали мудрости отца! Кто знает, быть может, останься мы в Англии, мы бы разделили участь сожженных.
Это не может продолжаться сколько-нибудь долго, утешал нас отец. Люди устали от смертей и преследований. Вся страна была на грани восстания против королевы и ее испанских приспешников. Однако узнав о беременности королевы, мы вновь впали в отчаяние. Но ее надежды вскоре оказались беспочвенными. «Слава Богу», — прокомментировал отец. Бедная больная Мэри! Она так сильно хотела ребенка, что, будучи бесплодной, смогла вызвать у себя все признаки беременности.
Но мы так беззастенчиво желали ей смерти, что ее болезнь не вызвала у нас ни малейшего сочувствия.
Я хорошо помню туманный ноябрьский день, когда к нам прибыл посыльный с долгожданным известием. Мы столько лет ждали этого дня.
Мне было семнадцать лет, и я еще никогда не видела на лице отца такого ликования.
Тут же, в холле, он воскликнул:
— Возрадуйтесь! Королева Мария умерла. Волею народа Елизавету провозгласили королевой Англии. Боже, храни королеву Елизавету!
Мы преклонили колени и вознесли хвалу Господу. Затем начали спешно готовиться к отъезду.
Королевский (августейший) скандал
Подозревать — пожалуйста,
Но доказательств нет.
Елизавета — узница вам говорит в ответ.
Эти слова Елизавета нацарапала бриллиантом на оконном стекле в Вудстоке, когда ещё не была королевой.
Мы вернулись как раз вовремя, чтобы увидеть ее коронацию. Что это был за день! Все вокруг радовались и уверяли друг друга, что лучшие времена еще впереди. И даже витавшая в воздухе гарь от костров Смитфилда, на которых еще недавно сжигали еретиков-протестантов, только усиливала ликование. Кровавая Мария мертва, а Милостивая Елизавета правит нашей землей.
Я помню тот январский день, когда в два часа пополудни ее кортеж торжественно двинулся в Тауэр. Облаченная в королевские одежды, она восседала в карете, обтянутой темно-красным бархатом, над которой торжественно несли балдахин ее рыцари. Был среди них и сэр Джон Перро, дородный кавалер, называвший себя внебрачным сыном Генриха Восьмого, а следовательно, приходившийся королеве братом.
