— Лукас упал во второй половине дня, — сказала она на своем неуклюжем английском.
В ответ на эти слова Лукас выставил из воды коленку. Ссадина уже стянулась по краям.
— Я был храбрым, как Супермен, мама.
— Я уверена в этом, Лукас.
Сидящий на другом конце ванны около пробки Феликс нахмурился:
— Лукас сильно плакал.
— Ева, ты обработала царапину?
Энергичным кивком Ева дала понять, что считает этот вопрос излишним. Она знала свое дело. Лукас бился обо все. Он бросался на жизнь, как-будто все ее препятствия — лестницы, бордюры, стены — должны были быть завоеваны в кровавой битве. Феликс был другим: он наблюдал и ждал, когда можно будет сделать свой ход. Скользкие руки и ноги взбивали пену. Дети болтали, выдавая по частям события дня.
— Ты выглядишь такой смешной, мама, — Лукас ногой толкнул ногу Феликса. — Забавно, забавно.
— Вылезай, — приказала я, — Ева ждет.
Ева сидела на табурете с пробковым сиденьем и Лукас вскарабкался к ней на застеленные полотенцем колени. Внимание Феликса было приковано к красной пластиковой лодке, он не смотрел на меня. Я неохотно потянулась за полотенцем и накрыла им мои брюки от Николь Фархи.
— Давай, Феликс. — Волна ударила в борта ванны, когда он выскочил из нее, как воздушный пузырь. — Осторожно.
Не обращая внимания, он уткнулся лицом мне в плечо, терся носом и ржал, как пони, о которых он так любил читать.
— А я у мамы.
Мгновенно Лукас отвернулся от Евы и стал толкать мои колени.
— Слезай! — приказал он брату.
Ева смотрела. Она любила наблюдать за нами и вела реестр моих промахов, воображая, что я ничего не замечаю. Это давало ей бесконечный материал для обсуждения со своими подругами, и больше всего ей нравилось, когда мне не удавалось подняться над ее строгими понятиями о хорошем материнстве.
Что Ева могла знать? Мы с Натаном создали двух корчащихся существ, дерущихся за место у меня на коленях; тощие конечности, взрывы хриплого смеха или смертельная опасность, бесконечная жажда тепла и любви. Они были логическим следствием моей тоски по той прекрасной и гармоничной семье. Но даже Ева занала, когда надо заканчивать представление. Она чувствовала, когда я устала или в плохом настроении. Я отстранилась от настойчивых близнецов. Сейчас я не могла мириться с их потребностью полностью заполнить мое сознание, присвоить все мое время и силы. Тогда я снова попала бы в ловушку, не имеющего выхода. Приходилось искать спасения в введении строгих правил, составлении списков, стремлении к совершенству.
