.
На пятый или шестой день, гуляя со мной в саду, она была настолько глупа, что стала объяснять мне действительные причины своего беспокойства, и вред, который причиняет себе ее муж, давая ей поводы для него. Я ей ответил дружеским тоном, что единственным средством исправить его в короткий срок является притвориться, что она не видит, как он делает политесы ее сестре, и, в свою очередь, притвориться влюбленной в меня. Чтобы заставить принять эту игру, я сказал ей, что это трудно, и что надо обладать большим умом, чтобы играть такую сложную роль. Она заверила меня, что будет играть превосходно; но она играла так плохо, что компания поняла, что проект мой собственный. Когда я оказался с ней в аллеях сада, убедившись, что никто нас не видит, и стал объяснять ей, что хочу лишь получше ввести ее в роль, она стала серьезна, затем повелительна, и, наконец, использовала неосторожное средство отдалиться от меня — бегство, присоединившись к другим, которые затем посмеялись надо мной, называя меня плохим охотником. Я тщетно упрекал ее за эти действия нежданным триумфом, который она принесла своему мужу. Я похвалил ее ум и выразил сожаление по поводу ее воспитания. Я сказал, чтобы ее успокоить, что мои манеры с умной женщиной, вроде нее, были таковы, как это принято в хорошей компании.
Но через десять — двенадцать дней она отчаялась во мне, говоря, что я, будучи священником, должен знать, что в области любви малейшее прикосновение — это смертный грех, что Бог все видит, и что она не хочет ни погубить свою душу, ни подвергнуться стыду оттого, что придется сказать исповеднику, что она согрешила, творя безобразие со священником. Я сказал ей, что я не священник, но она, наконец, меня сразила, спросив, сознаю ли я, что то, что я хочу проделать с ней, является греховным. Не имея мужества это отрицать, я увидел, что должен прекратить игру.
Я стал холоден с ней, и старый граф сказал при всех, что моя холодность вызвана моей неудачей, на что я не преминул ответить в набожной манере, что ее поведение дает повод судить ложно о тех, кто познал мир, но это было уже бесполезно. Но вот забавный инцидент, который произошел при развитии пьесы.
На Вознесение мы все нанесли визит мадам Бергали, знаменитой на итальянском Парнасе. При возвращении в Пасеан красивая фермерша захотела перейти в четырехместный экипаж, где ее муж уже сел с ее сестрой, а я был один в двухколесной коляске. Я поднял шум, жалуясь на это недоверие, и компания заявила ей, что она не может нанести мне такое оскорбление. Тогда она пришла, и я сказал кучеру, что хотел бы ехать по самой короткой дороге; мы отделились от остальных экипажей, поехав дорогой через лес Цекини. Небо было прекрасное, но менее чем через полчаса поднялась буря, вроде тех, которые случаются в Италии, которые длятся полчаса и готовы, кажется, потрясти землю и все стихии, и кончаются ничем, возвращая спокойное небо, освежая воздух, так что обычно они приносят больше пользы, чем вреда.
