— Никогда, сударь.
— Но иногда, должно быть, оставались недопитые?
— Нет, сударь; покойный господин граф разрешал мне относить вино, оставшееся после десерта, прислуге.
— А куда девали пустые бутылки?
— Я их ставил, сударь, в этот угловой шкаф, на нижнюю полку, а когда набиралось много, относил в подвал.
— Когда ты их относил в последний раз?
— Когда?… — Франсуа задумался. — Да уж дней пять-шесть будет.
— Ладно. Скажи-ка, какие ликеры предпочитал твои хозяин?
— Покойный господин граф, — на этих словах бедный парень прослезился, — почти не пил ликеров. Если же вдруг ему приходила охота выпить рюмку водки, он брал водку отсюда, из поставца над печью.
— Значит, в шкафах не было початых бутылок с ромом или коньяком?
— Нет, сударь, такого не было.
— Благодарю, друг мой, можешь идти.
Франсуа пошел к дверям, но Лекок окликнул его.
— Кстати, — бросил он как бы между прочим, — раз уж мы здесь, загляни-ка в угловой шкаф, все ли пустые бутылки на месте.
Слуга повиновался и, распахнув шкаф, воскликнул:
— Вот так так! Ни одной не осталось.
— Превосходно! — отозвался г-н Лекок. — А теперь, любезнейший, можешь идти на все четыре стороны.
Как только за камердинером затворилась дверь, сыщик спросил:
— Что вы об этом думаете, господин мировой судья?
— Вы были правы, господин Лекок.
Затем сыщик обнюхал по очереди каждый бокал и каждую бутылку.
— Ну что ж! — произнес он, пожав плечами. — Мои предположении снова подтвердились.
— И что на сей раз? — спросил старый судья.
— На дне этих бокалов даже не вино, сударь. Среди пустых бутылок, стоявших в шкафу, оказалась одна с уксусом, вот она, и преступники налили из нее в бокалы по несколько капель.
Он схватил один из бокалов и сунул его под нос папаше Планта, добавив:
— Извольте понюхать, господин мировой судья.
Спорить было не о чем: это был прекрасный уксус, с резким и сильным запахом. Преступники в спешке оставили улику, неопровержимо свидетельствовавшую о том, что они намеревались сбить следствие с толку.
Однако, проявив недюжинную изобретательность, они оказались неспособны спрятать концы в воду. Все их хитрости были, как выразился бы почтенный г-н Куртуа. шиты белыми нитками.
Правда, эти промахи можно отнести на счет спешки или какой-то неожиданной помехи. Один знаменитый полицейский недаром говорил, что у преступника на месте преступления пол горит под ногами.
Лекок был прямо-таки возмущен и уязвлен в своих лучших чувствах, как бывает возмущен истинный художник при виде грубой и претенциозной мазни самовлюбленного недоучки.
