Топор найден на третьем этаже — значит, убийцы умышленно отнесли его туда и бросили.
На столе в столовой они оставили пять бокалов — значит, их было либо больше, либо меньше, но только не пятеро.
Труп графини обнаружен на берегу реки — значит, его отнесли туда с какой-то целью.
В руках жертвы найден лоскут материи — значит, его вложили сами убийцы.
Тело госпожи де Треморель изранено ударами кинжала и чудовищно изуродовано — значит, ее убили одним ударом.
— Браво! Браво! — вскричал папаша Планта, не скрывая восторга.
— Да нет, не «браво», — вздохнул Лекок, — здесь моя нить обрывается, и я упираюсь в пустоту. Если бы мои дедукции были верны, топор оказался бы попросту положен на паркет.
— И все-таки браво! — упорствовал папаша Планта. — Ведь это обстоятельство не более чем частность, которая ничуть не разрушает всю систему. Яснее ясного, что у преступников было намерение действовать именно так, как вы рассказали. Но им помешало нечто непредвиденное.
— Возможно, — вполголоса согласился сыщик, — возможно, ваше замечание справедливо. Но я заметил еще кое-что…
— Что же?
— Да так… Пока ничего не могу сказать. Прежде всего мне необходимо осмотреть столовую и сад.
Лекок и старый судья поспешно спустились, и папаша Планта показал полицейскому бокалы и бутылки, которые он велел отодвинуть в сторону.
Сыщик осмотрел бокалы один за другим, беря их в руки и поднося к глазам; он поднимал их к свету, изучая капли жидкости, оставшиеся на дне.
Окончив осмотр, он решительно объявил:
— Ни из одного бокала не пили.
— Неужели ни из одного?
Сыщик устремил на старого судью один из тех взглядов, которые проникают в самые сокровенные глубины души, и повторил, подчеркивая каждое слово веской паузой:
— Ни из одного.
Папаша Планта ответил только движением губ, означавшим, вне всякого сомнения: «Пожалуй, вы сильно продвинулись вперед».
Лекок улыбнулся и, отворив дверь столовой, позвал:
— Франсуа!
На зов прибежал камердинер покойного графа де Тремореля. На бедняге лица не было. Небывалый, неслыханный случай: слуга жалел и оплакивал хозяина.
— Послушай-ка, друг мой, — сказал сыщик, — обращаясь к нему на «ты» с тою фамильярностью, которая отличает людей с Иерусалимской улицы, — послушай и постарайся отвечать коротко, ясно и точно.
— Слушаю, сударь.
— Было ли принято в замке приносить из подвала вино заранее?
— Нет, сударь, я сам спускался в подвал каждый раз перед едой.
— Значит, в столовой никогда не бывало помногу полных бутылок?
