Можайский-7: Завершение | страница 58



Утром здесь было не то что сейчас. Это сейчас вы видите тьму народа, а утром здесь было практически пусто, отчего помещение казалось еще больше. Удивительно — я и сам уже этому удивился, — но хотя бы этот мой расчет оказался верным. Утрами здешняя публика не утруждала себя занятиями, обсуждениями и вообще чем бы то ни было, что — по идее — делают такого рода люди.

Зал, повторю, поражал своими размерами еще больше, чем ныне. Я, устроившись рядом с Сугробиным за столиком на возвышении, рассматривал открывшийся мне вид с нескрываемым удивлением.

«Внушительно, правда?» — спросил меня Сугробин.

«Это еще мягко сказано!» — ответил я и тут же отвлекся на появившегося невесть откуда человека. Похоже, манера внезапных появлений из ниоткуда была характерной чертой всех местных «обывателей»!

«Вот что: подай-ка нам картофеля с маслом, гренок с чесночным соусом да кровяных колбасок — на завтрак больше и не с руки! А питья, мне — пива, этому господину — вина. Принеси из наших красных запасов: господин — лакомка, ему дребедень не подавай!»

Человек испарился.

«Ты уж извини, что я за тебя, Никита Аристархович, заказ сделал. Но — сам понимаешь: здешнюю кухню я знаю не в пример лучше!»

Я только и мог, что просто кивнуть:

«Какие могут быть возражения? — ответил я. — Да и вообще я завтракать не собирался!»

«А вот это ты зря! — Сугробин в шутку погрозил мне пальцем. — Знаешь, как у нас говорят? Кто не ест, тот не работает, а завтрак — важнейшая из трапез! Неужели не знал?»

Я растерянно покачал головой.

«Да как же? — изумился Сугробин. — Где же твоя репортерская выучка? Эрудированность? С завтраком мы получаем не только бодрость. Завтрак наперед, на все грядущие сутки, определяет статус нашего организма: хорошо ли мы будем себя ощущать? Здоровыми? Или болезненно и вообще неприятно? Правильная пища на завтрак — залог прекрасного дня, отличного вечера и отменной ночи! Не обед, Никита Аристархович, и уж тем более не ужин. Завтрак!»

Я, что называется, не верил своим ушам: меньше всего на свете я мог предположить, что буду беседовать в притоне о такой ерунде! Я даже подумал, что это было что-то вроде отвлекающего маневра, и — на всякий случай — еще раз внимательно огляделся. Угрожающего, однако, не было ровно ничего, как не было и чего-то, от чего Сугробин своими странными речами мог пытаться отвлечь мое внимание. Нет, поручик: как это ни удивительно, он говорил совершенно серьезно и без всякой задней мысли