события и отчеты о них как вчера припоминать!
Гесс тоже улыбнулся.
— Так вот, рисунки эти — все с натуры были сделаны. И все — собственным нашего полка художником! Пусть и самозваным в каком-то смысле.
— И что же, — спросил Гесс, — даже такое признание не смягчило отца Семёна Яковлевича?
— Какое там — смягчило! — лицо Владимира Львовича исказилось гримасой. — Наоборот: совсем обозлило. До бешенства, до каления!
— Откуда вы знаете?
Вопрос прозвучал грубо, но Владимир Яковлевич кивнул:
— Понимаю ваше сомнение. Однако Сёма нам показал письмо.
— Какое письмо?
— Из дома, понятно!
— Ну да, верно… и в том письме?
— Столько в нем желчи было, что оторопь брала! Сёма чуть не плакал. Да ведь что же тут сделаешь: плачь – не плачь…
— Чем же кончилось дело?
— Известно чем: покинул нас Сёма! Вслед за письмом почти одновременно прибыли приказ по части и группа сопровождения. В приказе значилось увольнение, а группа… домашние это были, отец послал. Собрали они Сёму, погрузили на транспорт и были таковы!
Владимир Львович замолчал.
— С тех пор вы больше его не видели? — спросил тогда Гесс.
— Отчего же? Видел. — ответил Владимир Львович. — Но это уже — совсем другая история!
— Расскажите! — попросил Гесс, взглянув на часы. — Всё интереснее и интереснее становится!
Владимир Львович тоже посмотрел на часы и нахмурился:
— Послушайте, — засуетился он, — а что же с театром? С ним-то что делать?
— Разберемся! — заверил Владимира Львовича Гесс. — Было бы с чем… вот с чем, и нужно для начала понять!
Владимир Львович задумался, а потом согласился:
— Да, пожалуй… странностей уж слишком много. Так что вы хотите еще узнать?
— При каких обстоятельствах вы снова встретились с Молжаниновым?
Владимир Львович покивал головой:
— Да, обстоятельства, которые снова свели меня с Сёмой, веселыми уж точно я не назову. Началось с того, что мой брат вошел в деловые отношения с купеческой братией — хлебозаводчиками, железнодорожниками… в общем, решил поучаствовать в поставках зерна из наших южных губерний в губернии северные. Какие в таких предприятиях царят нравы, вам лучше не знать, замечу только, что нравы — жесткие, жестокие даже. Как бы там ни было, но поначалу всё складывалось довольно успешно. Возможно, свою роль играло имя моего брата: к нему проявляли деликатное отношение. Но потом всё как-то разом разладилось. Потянулись тяжбы, брат… гм…
— Понимаю, продолжайте.
Во взгляде Владимира Львовича промелькнула благодарность: Гесс деликатно дал генералу возможность обойти стороной психические неурядицы.
