— Что, в камере? — принял я условия игры, но отчего-то не очень уверенно.
— Везти тебя куда-то, конвой беспокоить. Ты не думай. У нас это в порядке вещей. Война. Потом приберутся. Кровь замоют.
— А я?
— А ты как бы попал под случайную пулю. Боевика.
Потом капитан встал, отошел к двери, прицелился.
Я смотрел в черный дульный срез.
— Боишься?
— Нет. — Я знал, что он не выстрелит. Он просто спрятал пистолет и отметелил меня сапогами, сбросив с нар. Потом оформил документы, и уже ефрейтор вывел меня на улицу.
— Можно было бы тебе статью триста семь, часть первая.
— Это что?
— Подделка документов. Да мест на нарах маловато. Убийц везут каждый час. А тут ты, дурачина.
— Можно вопрос?
— Только быстро.
— Форма девять и форма семь.
— Справка вместо паспорта. Семь — беженец. Будешь изготавливать?
— Нет. Вы же мне общаться не дали с людьми.
— Чтобы ты потом про ужасы Чернокозово сочинял? Запомни: твой самый большой ужас — это я. Еще раз попадешься, отдам педерастам, а потом сожгу живого в овраге. И друзьям своим — журналистам — передай. Пусть займутся общественно-полезным трудом. Терпение армии не безгранично.
— Я передам.
Он ушел, и появился прапорщик.
— Сроку вам, товарищ Перов, тридцать минут. Как раз поезд уходит. Товарищ капитан просил не опаздывать.
— А деньги?
— У вас билет транзитный до Питера. Вот он. А про деньги ничего не сказано.
— А вещи?
— Какие? — прапорщик посмотрел на меня ясными глазами.
— Вокзал в какой стороне?
— А вот туда. Доставим.
В поезде я был через двадцать одну минуту. Часы, паспорт и пятьдесят рублей мне капитан перед расставанием сунул в одном флаконе. То есть в желтом конверте.
Мою судьбу решило то, что у полковника Межина к вечеру закончился чай, и, не желая покидать комендатуру, он спустился на этаж и появился в кабинете капитана Бережнова, где остался еще минут на тридцать, угощаясь коньяком, отобранным на станции у «подпольщиков».
— Что хорошего было за день, Иван? — спросил он капитана, и тот достал из папки список задержанных. Анализировать ситуацию по передвижению сомнительных лиц входило в обязанности Межина, и он предпочитал изучать первичные документы, протоколы допросов, так как часто в оперативные сводки по итогам дня попадала всякая дурь, а интересные, на его взгляд, персоналии отсутствовали. У Бережнова был свой взгляд на вещи и ситуацию, и наезды сверху он не одобрял, тем более что полковник числился за службой, которая располагалась в Моздоке совсем в другом здании, а в Ростове — и вовсе за неприметной дверью, в комендатуре здешней он имел только кабинет.
