— Бросай оружие! — раздалась команда.
— Сдаемся, сдаемся! — громко крикнул школяр и отшвырнул ружье. Крестьяне последовали его примеру.
Пленных отвели в аул. Всем, кроме Хаджи Карима, который был совсем плох, потерял много крови и с трудом говорил, надели наручники. Хаджи перевязали, положили на чарпайи[Чарпайи — деревянный топчан с плетеной серединой.], унесли в дом, а приклад его ружья на глазах у всех разбили. В своем родном ауле стал Хаджи совсем чужим. Теперь в глазах односельчан он был предателем. Предателем, поднявшим руку на свой аул, на свой дом, на женщин и детей!
Захваченных бандитов было приказано доставить в штаб. Крестьяне побелели от страха, а бородатый в отчаянии схватился за голову. Когда же всех стали уводить, побагровевший от волнения школяр закричал:
— Хаджи не виноват! Нет на нем вины!
— Во… ворот… разо… разорви! — с трудом шевеля дрожащими губами, прошептал Хаджи и снова умолк. Шир Голю показалось, что от потери крови брат бредит.
— Что ты? О чем? — наклонившись к Хаджи, спросил он.
— Ворот… разорви! — простонал Хаджи.
Ширь Голь разорвал воротник и нащупал запрятанный в складках ткани сложенный вчетверо листок. Все бросились, чтобы посмотреть. Шир Голь медленно развернул листок и стал читать:
— «В партийный комитет уезда! Три месяца подряд нас таскают по степи и прячут в горах. Они силой увели нас, и все это время мы хотели лишь одного — вернуться домой. Но банда Черного Салима нам угрожает. Мы решили их уничтожить. Нас несколько человек, оружия нет, но мы все же решились. Помогите нам. Мы не предатели родины и революции…»
Шир Голь свернул листок. В глазах стояли слезы.
— Он ведь стал командиром отряда защиты революции! — прошептал Шир Голь.
Губы Хаджи Карима тронула слабая улыбка.
— Я не предатель!
Шир Голь бросился к брату, но тот был уже мертв.
Перевод с дари М. Конаровского
