Девушка на картине — кочевница, но сердце ее втиснуто в рамку. Во взгляде ее, устремленном на меня, ожидание, и я говорю:
— Выйди, поболтаем. Мое сердце тоже в неволе. Я твой соотечественник, такой же скиталец.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает девушка.
— Не знаю. Брожу, как и ты. Мир велик.
Девушка по-прежнему печально улыбается, но не выходит. Видно, боится толпы. В зале душно от табачного дыма, запаха виски, приторного аромата духов, какого-то липкого, ядовитого. Кочевницу ослепляет свет люстр, роскошные наряды, которые словно волны колышутся в такт движениям. В глазах женщин — неутоленная страсть. Они пьют вино и вытирают салфетками ярко накрашенные губы. Кочевница с любопытством и недоумением смотрит, как, вытерев губы, женщины бросают белоснежные салфетки в корзинку.
— Как тебя зовут? — спрашиваю я тихо, глядя в растерянные глаза девушки.
— Муска, — отвечает она застенчиво.
Все чувствуют себя непринужденно, даже дети, смеются, болтают. Юноши обнимают и целуют своих подруг, кто блондинку, кто шатенку. Что-то нашептывают им на ухо. Глаза Муски мечтательно устремлены вдаль. О чем она думает? Наверное, о том, как идет к реке с кувшином, где у переправы ее ждет пастух, он играет на свирели печальную песню. Завидев Муску, перестает играть и спешит к девушке. Муска убегает, а пастух тихонько поет:
…Ты пошла за водою, травинки задела едва,
И целебною стала травою у речки трава[Стихи в переводе Н. Гребнева.].
Губы у Муски дрожат, она часто, часто моргает, будто едва проснулась. Воспоминания ее прерывает звонкий смех одной из девушек, которую до слез насмешил ее партнер.
Муска вопросительно на меня смотрит. Я молчу. Да и что могу я сказать?
— Выйдешь ты или нет? — спрашиваю.
Муска, кажется, осмелела. Медленно приближается ко мне, пряча под чадру свои потрескавшиеся руки. От них пахнет навозом. Муска очень стыдится своих рук. У всех здесь такие чистые ароматные руки! А у нее!
Глядя на бокалы с вином, Муска тихонько говорит:
— Очень хочется пить.
Я приношу ей воды. Придерживая рукой покрывало на голове, Муска пьет, благодарит и вытирает губы.
— Кто они такие?
Оборачиваюсь. За нами никто не следит.
— Иностранцы… — отвечаю я.
Она не понимает. Ничего удивительного. Муска родилась в выжженной степи Мукура во время долгого перехода, и сколько помнит себя, ничего не видела, кроме пустыни, гор, обрывов, рек, ущелий, черных кибиток и караванов.
Пытаюсь объяснить.
— Я понимаю, — говорит Муска. — Но ведь иностранцы такие же люди, как мы. Почему же у них красивые чистые руки? Новая одежда? Белые румяные лица? Нежная кожа? Даже у детей чистые руки, без цыпок.
