Караван в горах | страница 178
— Удивительно! — сказал Гатоль. — О чем бы ты ни говорила, все сводишь к любви. Что же такое эта любовь? Скажи!
— Любовь это… так ведь ты сейчас на себе испытал ее действие! Забыл обо всем на свете и палец порезал!
— Вовсе нет! Палец я порезал по рассеянности.
— А рассеянность откуда? Он любви! От любви ты и на калитку налетел. Ведь разум тоже в плену любви. Любовь делает с человеком, что хочет.
— Это верно. И все же любовь не в силах соединить богатого с бедным, батрака с ханом.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что любовь батрака все презирают. Любовь может принести ему только несчастье, даже лишить жизни.
— Странно ты рассуждаешь. Говорю же тебе, что перед любовью все равны. Я знаю много случаев, когда любовь хана склоняла голову перед любовью бедняка, как, например, моя любовь перед твоей.
— Не очень-то я в это верю!
— Проверь! Я согласна на любое испытание. На любую жертву.
— В таком случае я тоже согласен на все, потому что люблю тебя!
— Не верю. Была бы это правда, ты звал бы меня Торпекый.
— Но я и в любви твой раб.
— В любви не бывает рабов. Любовь растет в сердце, как дитя в колыбели. А сердца у всех одинаковые. В одном ты прав: богатство опасно для любви.
— Этого я и боюсь. Богатство — неустранимое препятствие для сближения сердец. И тут бедняк бессилен. Поэтому мне никогда не достичь цели.
— Что ты имеешь в виду? Говори яснее.
— Хорошо, я скажу…
В этот момент в калитку постучали и раздался голос хана:
— Гатоль! Отопри!
Торпекый убежала в дом.
— Сию минуту, хозяин.
— Несчастный, ты до сих пор не приготовил корма скотине?
— Чуть-чуть осталось, хозяин.
— А кто был здесь с тобой?
— Никого не было, хозяин.
— Я слышал женский голос.
— Это вы… слышали… голос соседки.
— Возможно. А что у тебя с пальцем?
— Зазевался и порезал серпом.
Хан сразу заметил, что палец Гатоля обмотал лоскутком от чадры Торпекый, но виду не подал.
— Опять зазевался? Я же говорил, что не держу у себя таких нерадивых работников. Благодари Торпекый, а то бы твоего духу здесь не было.
С этими словами хан вошел в дом, увидел оторванный край чадры, и подозрение его превратилось в уверенность. Не подав вида, хан спросил дочь: