На шум выскочила Торпекый:
— Папочка! Что случилось?
— Погляди на этого дармоеда! Развалился на траве и лежит! Больше ни куска не получишь! То на рубабе бренчишь, то на траве валяешься!
— Нет, папочка! Не греши! Ведь после дождя скользко, немудрено и упасть. Гатоль — парень сильный и предан тебе, — говоря это, Торпекый помогла Гатолю подняться.
— Клянусь, хозяин, ноша была не такой уж тяжелой, просто я сильно ударился головой о калитку.
— Как это тебя угораздило?
— Не заметил.
— За что ни возьмешься, все у тебя вкривь да вкось, — проворчал хан. — Собирай-ка свои манатки и иди на все четыре стороны.
— Нет, папочка. Грешно тебе. Он бедняк. А бедняков надо жалеть. Тогда бог наградит. И потом Гатоль вырос у нас, он свой человек. Не гони его.
— Ладно, прощу его на сей раз ради тебя. Но если он снова что-нибудь натворит, выгоню!
— Нет, хозяин! Все будет в порядке! — обещал Гатоль.
— Ладно, насыпь быкам клевера в ясли, пусть наедятся. А я пойду в нижнюю деревню, к Ладжмир-хану, дело у меня к нему есть.
— Слушаюсь, хозяин. Счастливого пути.
Гатоль стал перетаскивать клевер, а Торпекый уселась возле яслей.
— Послушай, Гатоль, — спросила она, — как же это ты налетел на калитку?
— Да так, хозяюшка. Во-первых, скользко после дождя, а во-вторых, задумался.
— О чем же ты думал?
— О чем может думать батрак? Я думал о быках да верблюдах.
— Ах вот оно что! — насмешливо протянула Торпекый.
— Да, хозяюшка! Все мысли мои о быках, только о них! Потому, хозяюшка, что хан очень любит быков.
— Это верно, что хан любит быков. А я, поверь, люблю тебя. И не в силах вырвать тебя из своего сердца, если бы даже очень старалась. Пусть мы ссоримся, а душа моя полна тобой. Видишь, ты задаешь корм скоту, а я сижу рядом.
— Что-то я не пойму!
— Чего не поймешь?
— Ты говоришь, что любишь меня. Что это значит?
— Это значит, что мы с тобой люди. А люди крепки любовью.
— Что ты называешь любовью?
Гатоль поднял глаза на Торпекый и вскрикнул, нечаянно обрезав палец серпом.
— Боже! — вырвалось у девушки. — Зачем ты посылаешь людям такую тяжелую участь? Будь прокляты эти быки! Один — хозяин, другой — батрак, всю жизнь мается, — Торпекый вздохнула, оторвала лоскут от чадры и завязала Гатолю палец.
— Хозяюшка! Еще недавно ты хвалила тяжелую работу, а сейчас ее проклинаешь. Выходит, я прав, что ничего нет хуже жизни батрака!
— Нет, не прав. Что плохого в том, что человек трудится, зарабатывая себе на пропитание? Это куда благороднее, чем просить милостыню, жертвуя своей честью, протягивать руку за какими-то жалкими грошами. Ведь многие, словно трутни, ждут подаяний, не желая работать. Одни становятся дервишами и только и ждут, чтобы им в качколь[
