– Девушка, похоже, была очень красива, но сейчас она выглядит ужасно, – быстро, оживленно и громко говорила Юлия, словно обсуждала некую картину или театральную премьеру. – Удивляюсь отсутствию какого бы то ни было чувства красоты у ее родственников. Выставить напоказ это зеленое, распухшее лицо… Я покрыла ее своей шалью и осыпала розами. Так она выглядит гораздо красивее.
Сен-При вдруг затрясло от омерзения. Он попытался вырвать свою руку, но Юлия, стремительно идущая вперед, этого даже не заметила.
– Но самое главное, – громко говорила она, – я узнала имя того художника, из-за которого она утопилась. Он в самом деле русский, его зовут Карл Брюллов. Кажется, я слышала о каком-то скандале – еще в России – в связи с этим именем… Речь шла вроде бы о картине для императорской семьи…
В эту минуту в церкви Трините де Монти зазвонили колокола.
– Ах, – воскликнула Юлия, – имя этого художника похоже на колокольный звон!
И она пропела своим чудным, колдовским, чарующим голосом в унисон ударам колокола:
– Карл! Брюл-л-л-ов!
Сен-При вслушался. В самом деле, похоже!
А еще похоже на похоронный звон…
Очень может быть, кому-то показалось бы: это звон по бедняжке Аделаиде, покойнице, – но Сен-При отчего-то был совершенно уверен, что колокол звонит по нему, по его будущему, когда выпевает:
– Карл! Брюл-л-л-ов! Карл! Брюл-л-лов!..
Юлия не ошибалась, когда вспоминала некий петербургский скандал, связанный с именем художника Карла Брюллова. Такой скандал в самом деле произошел.
Несколько лет назад Брюллов написал прелестную картину «Итальянское утро». Очень красивая молодая женщина, освещенная мягкими лучами утреннего солнца, умывалась под струями фонтана. Картина вызвала восторг сначала у весьма искушенной итальянской публики, затем в петербургском «Обществе поощрения художников». Это Общество купило картину, а спустя несколько лет подарило ее Александре Федоровне, жене императора Николая I. Потом императорская семья захотела получить парную к «Утру» картину, и Брюллов написал «Итальянский полдень».
Полотно было выставлено в Петербурге, но успеха не имело. Натурщица показалась не изящна, она не соответствовала «классическим идеалам» красоты. Художнику было отправлено послание следующего содержания: «Ваша модель была более приятных, нежели изящных соразмерностей, и хотя по предмету картины не требовалось слишком строгого выбора, но он не был бы излишним, поелику целью художества вообще должна быть избранная натура в изящнейшем виде, а изящные соразмерности не суть удел людей известного класса».
