Увлеченная молитвой тем, кого больше не было рядом, Наджара не заметила, как за ее спиной встала красивая немолодая женщина в тяжелых одеждах, расшитых драгоценными камнями и украшенных перьями диковинных птиц.
– Как жаль, что ты молишься не мне, – мелодичный голос заставил Наджару замереть на мгновение.
– У меня нечего брать, – с доброй улыбкой, не оборачиваясь, проговорила воительница. – Ступай своей дорогой, там впереди деревня.
Смех прошил воздух тонкой золотой нитью.
– Вы, смертные, всегда такие забавные! – воскликнула женщина вполне искренне, и вот тогда Наджара обернулась.
– Кто ты? – с сомнением спросила она, окидывая взглядом незнакомку, силясь припомнить, где могла ее видеть.
– Гера, – просто ответила женщина, ничуть не злясь на то, что ее не узнали. Блекло-голубые, почти белые – и оттого весьма неприятные, глаза богини цепко осматривали застывшую Наджару.
– Я слышала, ты потеряла свою путеводную звезду, – Гера не двигалась, северный ветер крутился возле ее ног, шевеля павлиньи перья.
Наджара молчала. Бессмертная чуть улыбнулась ей.
– Не хочешь ли немного послужить мне, храбрая воительница?
Выдох сорвался с губ Наджары.
– Я никому не служу, – спокойно отозвалась она.
Гера кивнула.
– Разумеется, – она все еще улыбалась. – Но в Греции так много еще тех, кто забыл о терпении и смирении.
Глаза Наджары вспыхнули. Она закусила губу, поднимаясь на ноги, сравниваясь с богиней по росту, но тут же Гера неуловимым движением вновь стала выше нее.
– Геракл, – сказала богиня. – В его сердце нет мира. Он бродит по Греции и раздувает пожары. Мы ведь можем его усмирить, не так ли?
Голос ее был тих, почти невесом. Он успокаивал, и Наджара закрыла глаза. А когда открыла их вновь, то Геры рядом не было. И только вкрадчивый шепот затронул сердце:
– Ступай на восток, дитя. Там ты найдешь себе людей, что пойдут за тобой исполнять волю мою.
Наджара засмеялась, радостно, испытывая дикое желание побежать наперегонки с ветром.
Ее джинны вернулись и указали путь.
Пусть даже в облике Геры.
СИНИЙ
Долина, раскинувшаяся внизу, под ногами, была завалена мертвецами. Они лежали вповалку, в пробитых доспехах, с отрубленными руками и головами. От не успевших остыть тел валил пар, сизым дымом поднимаясь к небу. Испуганные лошади, оставшиеся без хозяев, метались из стороны в сторону, пытаясь отыскать выход, ни на кого не наступить, но запинались и падали, истерично ржа.
Синие сумерки вместе с туманом, сошедшим с ядовитых болот, медленно сползали в долину с окружающих ее холмов. Не было ветра, только тягостная духота, которая, чудилось, никогда не сменится прохладной ночью. Спящие вечным сном воины постепенно растворялись среди потусторонних теней: тускнели доспехи, мрачнели лица, размывались черты. И только по-прежнему тоскливое ржание коней разрывало темноту.
