– Ты уже думала, чем займешься? – беспечно спросил Аполлон, сверкая ярко-синими глазами. Сглотнув, Габриэль чуть расслабилась.
– Нет, – хмуро ответила она, не пытаясь гадать, почему именно этот бог встретил ее в Греции первым.
Аполлон тряхнул золотыми кудрями.
– Ты больше нравилась мне, когда улыбалась.
Габриэль вздернула подбородок.
– Чего ты от меня хочешь? – зло поинтересовалась она так, будто куда-то спешила, а бессмертный задерживал ее.
Аполлон словно и не слышал ее раздражения, не видел гневного взгляда.
– Улыбнись, – попросил он, склоняясь так, что еще немного – и упал бы, наверняка зависнув в воздухе. – Улыбнись, смертная, и я скажу, где ждет тебя Афродита.
Габриэль не знала, как она это сделала, но при мысли о богине уголки губ сами поползли вверх. Спохватившись, женщина вернула лицу уже привычное выражение скорби. Если улыбка и была кощунством по отношению к Зене, то очень коротким.
Аполлон хлопнул в ладоши, звучно, громко, довольно.
– Славно, – пропел он и улыбнулся сам. – Храм Возрождения, Габриэль. Поспеши: до новолуния лишь три дня, а тебе еще надо пересечь шесть дорог, и на седьмой ты его отыщешь.
Он исчез прежде, чем пораженная Габриэль успела что-то сказать, и только золотая пыльца просыпалась сверху, разукрашивая волосы и плечи. Сказительница закусила губу, унимая радостно забившееся сердце и поправляя лямку заплечной сумы, в которой надежно была укрыта от посторонних взглядов урна с прахом Зены.
Три дня.
Она непременно успеет.
Вот только сплетет венок.
ЗЕЛЕНЫЙ
Холодно было. Еще недавно шел дождь, дорогу размыло, ноги утопали в грязи. Огорченный тем, что не успел на ярмарку, Джоксер неспешно брел домой, то и дело проверяя, на месте ли купленный у бродячего торговца кинжал. Вообще-то, он предпочел бы меч, но таких, которые бы понравились, не нашлось, а абы что хватать не хотелось.
Идти оставалось уже совсем немного: вот впереди показалось поле, старое и давно заброшенное. Когда-то здесь случился сильный пожар, с тех пор земля отказывалась давать плоды, даже трава не росла, что уж там говорить о чем-то еще. Привыкший к этому унылому пейзажу, Джоксер ошеломленно остановился.
Трава на поле была по пояс. Яркая, зеленая, умытая после дождя, она едва шелестела какую-то свою песню, наигрываемую ветром.
Джоксер тряхнул головой. Еще пару дней назад, когда он шел мимо на ярмарку, все было по-прежнему: пусто и глухо, но сейчас… Сейчас среди той травы росли цветы, а у самой дороги стояла высокая дородная женщина с корзиной, полной яблок. Джоксер невольно сглотнул: после покупки кинжала денег совсем не осталось.
