Сергей достал из кармана письмо, почувствовал, как вздрагивают пальцы. Чолпонбай весело взглянул на друга:
— А если и слева дзот? — И увидел в руке Деревянкина треугольник.
— Еще письмо получили? — спросил, радуясь за него.
Сергей потупился.
— Нет, давнишнее, — опустил письмо обратно в карман, принялся поправлять гвардейский значок.
— Как блестит… Чем чистили?
— У тебя лучше. Ведь особенный…
Чолпонбай заулыбался. Вспомнил, как вручали ему значок.
Командир полка, преклонив колено, губами прикоснулся к гвардейскому знамени. Член Военного совета фронта громко спросил у него:
— Кто у вас самый храбрый боец в полку?
Стало так тихо, что слышно было, как шелестит листва, как волна набегает на берег. Подполковник внимательно оглядывал строй.
Вот недавно отличившиеся бойцы — Черновол, Бениашвили, Гилязетдинов, Захарин… Отличные, надежные солдаты. Трудно выбрать храбрейшего из храбрых.
— Рядовой Тулебердиев! — решительно доложил командир полка, встретив взгляд черных глаз Чолпонбая.
— Он здесь, в строю? Я хочу вручить гвардейский значок первому среди воинов. — И член Военного совета показал этот первый значок.
Чолпонбай замер, еще не веря, что его так отличили. Ведь в части много бывалых, опытных бойцов.
— Рядовой Тулебердиев, выйти из строя!
Член Военного совета подошел к нему, обнял и сам прикрепил к его выгоревшей гимнастерке значок. Крепко пожал руку.
— Служу Советскому Союзу! — твердо ответил Чолпонбай.
— Вы комсомолец, товарищ Тулебердиев?
— Нет… еще.
— Комсомол гордился бы таким бойцом! Я читал о ваших боевых делах в дивизионной газете. Думаю, что вы вполне достойны стать членом Ленинского комсомола.
Чолпонбай сам давно об этом мечтал. В тот же день он и еще несколько солдат взвода подали заявления секретарю комсомольской организации.
Перед этим Тулебердиев разыскал Сергея в соседней роте:
— Напиши, пожалуйста, заявление, я перепишу. Захарин говорит, чтобы я по-киргизски писал: все равно поймут… Но я ведь вступаю в Ленинский комсомол и хочу сказать об этом по-русски, как Ленин. А если ошибки будут — некрасиво получится. По-русски я говорю хорошо, вы сами хвалили, а вот писать еще плохо научился.
Деревянкин тут же выполнил просьбу друга. Постарался подольше побыть вместе с ним в этот день. Первому прочитал ему текст обращения Военного совета: принес с собой гранки завтрашнего номера.
«Воины Красной Армии! Славные защитники донских рубежей! Вы не раз били здесь, на Дону, прихвостней гитлеровской шайки… В этих боях ваши сердца закалились волей к победе. Вы слышите стоны замученных и обездоленных советских людей: отцов и матерей, жен и детей наших? Ваши сердца преисполнены священной ненависти к фашистской мерзости, отребью рода человеческого. Так же, как и в боях под Москвой, Ростовом и Тихвином, вы ждете приказа — идти вперед на врага, на освобождение наших городов и сел, наших семей.
