Сашка с бешенством отшвырнул одеяло в угол. После нескольких попыток уговорить его мы отстали.
Ночью я проснулся и зажег керосиновую лампу. Сашка спал на прежнем месте, скрючившись от холода. Я накинул на него одеяло. Чем закончилась его забастовка, не помню. Кажется, его уговорила Мирра, с мнением которой он считался.
Другая история, романтическая.
У Ольги Александровны было двое детей: двухлетний белоголовый Сашка и четырнадцатилетняя Нонна, красивая девочка.
Со временем, когда ребята стали поправляться, а у девочек отросли обстриженные волосы, старшие мальчики начали приглядываться к ним. В Нонну влюбилось сразу двое, Женька и Сашка. Из двоих — порывистого, резкого и непредсказуемого Сашки и веселого, легкомысленного Женьки — Нонна предпочла Женьку. Сашке же сказала что-то резкое и обидное.
Однажды ночью мы не спали: травили анекдоты, перебрасывались шутками, Женька монотонно напевал какую-то песенку. Сашка лежал молча и вдруг вскочил с постели с криком:
— Это все из-за моей больной ноги! Утоплюсь! — ринулся из избы. Мы бросились за ним…
Это была сумасшедшая картина! Ярко светила полная луна, темнел на снегу сруб колодца с журавлем, а рядом с ним, босые, в кальсонах, мы боролись с Сашкой, который отчаянно рвался к колодцу, отпихивая нас руками и ногами, а мы, вцепившись в него, что-то орали и тянули его к крыльцу. Наконец общими усилиями нам удалось его перебороть, втянуть в дом и уложить. Постепенно он утих. А мы, стуча зубами, забрались под одеяла, набросив на себя сверху пальто и куртки.
Нина Иванова
Не помню, зачем меня послали в Железцово, я разговорилась с хозяйкой дома старухой помещицей, которую мы звали «графиней Ниной», и она всегда казалась мне женщиной из другого мира. Она всегда сидела на веранде в кашемировом платье. Платью, наверное, было сто лет. С ней связывалась какая-то тайна, легенда — живая помещица, которую обслуживала ворчливая тетя Катя, ее крепостная крестьянка, тоже совсем старая. Она рассказывала, что ей здесь раньше принадлежала большая усадьба с яблоневым садом. Был муж, с которым она ездила в Париж, откуда они привезли очень много красивых вещей, от которых ничего не осталось. Я спросила:
— Ведь была революция. Почему же крестьяне вас не тронули?
Она ответила:
— Это у вас была революция, а у нас все было тихо и спокойно. Я хорошо относилась к крестьянам, и никто нас не трогал. В саду было много цветов, много сирени, — добавила она, — А теперь… — и махнула рукой.
