— Ой, скорее! — вдруг закричала секретарша и, потянув за собой Крамугаса, метнулась к тротуару.
Вдоль улицы стеклопластиковой длинной лентой со свистом пронеслись сотни мнемотакси.
На мостовой остались лежать, раскатанные до невозможности, трупы пяти нерасторопных прохожих.
— Видал?! — восторженно вскричала секретарша.
Новое стадо мнемотакси в момент уничтожило и эти жалкие останки.
— Вот спасибо, — с чувством поблагодарил Крамугас свою спасительницу. — Если бы не ты…
— Ах, ерунда! — махнула та рукой. — Когда-нибудь все равно попадешь… Правда, шик?! Сейчас очень модно — наезжать на прохожих.
— Хорошенькая мода!.. — присвистнул Крамугас. — Это же дичь какая-то!..
— Зато развлечений сколько! — пропела секретарша. — Веселись — не хочу. На каждом углу. Ну, что ж ты встал? Ты ведь город хотел увидеть? Пошли!
— А куда? — спросил Крамугас.
— Да мало ли мест! Тут если все перечислять… Можно, к примеру, на площадку голых попрыгунчиков, можно в подземелья радостных насилий, можно на башню невинных безобразий, можно в тоннели чувственных искажений, можно в вольеры извращенных «хо-хо-хо», можно…
— Времени у меня маловато, — в который уже раз признался Крамугас. — Мне б чего-нибудь попроще и побыстрее, и чтоб далеко отсюда не ходить…
— Тогда давай сыграем в раздевающихся гоп-наездников! — предложила секретарша.
— То есть?..
— А вот — гляди!
Она скинула с себя платье и голая прошлась колесом вокруг Крамугаса.
«Эх, мне бы в помощницы такую… — с внезапным сожалением подумал тот, не в силах оторвать взгляд от подружки. — Ведь пропадает зря, в редакционной-то дыре!..»
— Ну, а дальше? — заинтригованно спросил он. — Что мне дальше делать?
— Нет, — возразила секретарша, — тебе это не понравится, я чувствую. Мне кто-то говорил, это слишком сложное, аналитичное занятие. Не для писателя, короче. Понимаешь? Можно, конечно, покувыркаться на горках тройного интимария, но это… тоже не для писателя.
— А что — для писателя? — уныло спросил Крамугас. — Я, право, и не знаю…
— Ну… Ты любишь секс — обыкновенный секс? — томливо закатив глаза, прошептала секретарша. Она навалилась на него своей ампирной грудью и крепко обняла. Во лбу у нее — рядом с шишкой — призывно бился розовый треугольник — остаточный след умственных оплошностей далеких предков. — Ты еше мальчик, понимаю… Ноты любишь секс? Скажи!
— Я — секс-юниор, — пожаловался Крамугас. — И только-то. Ни в сборной не был, ни солистом, ни в ансамблях никаких… Если бы я знал, что… все так обернется… Батюшки, а какая сейчас на Бетисе-0,5 весна стоит!.. Чудо! И все влюбляются — возвышенно, изящно, благородно… И без этих вот… Конечно, интересно все, но… Может, если бы я в сборной состоял, участвовал в соревнованиях… А так…
