— Так ты подслушивала! — осенило Крамугаса.
— Он еще спрашивает!.. Интересно! В щелочку и видно все, и слышно. Вот — теперь я знаю, например, что на носу война… Всему конец. Атак хотелось весело пожить!.. Ну, не сиди, как пень, подай мне руку!
Крамугас поднялся и помог встать секретарше.
Она тотчас опрометью ринулась к старинному трюмо, заохала, заахала, запричитала и принялась поспешно наводить необходимый марафет.
Потом взбила буйную прическу и старательно расправила декольте, которое, конечно, заданностью очертаний ей весьма мешало, путало движения и в мыслях порождало непривычный целомудренный сумбур.
— Объяснять ничего не надо — слышала сама, — категорически заявила секретарша. — Редактор — хоть он и редактор, мой начальник, а ведь тоже иногда соображает… Я тебе нравлюсь? Нет, ты только не обманывай!..
Крамугас вздохнул и неопределенно покивал. И даже глазки закатил: мол, что же ты такое говоришь?!.
Будь что будет, решил он, это все-таки — не худший вариант, да и редактор приказал…
— А я вот — страсть люблю писателей, — призналась секретарша, ласково беря Крамугаса под руку. — У тебя много планов на сегодня?
— Многоплановость мне по душе, — важно согласился Крамугас, принимаясь думать о своем.
— Ты — птичка, форменный поэт! — прошептала с восторгом секретарша.
— Только бы уложиться в сроки… — тоскливо пробормотал Крамугас.
После беседы с редактором мысль о предстоящей командировке не давала ему покоя.
— Ухты, мой мумричек! В тебя, наверное, влюблялись все женщины!..
— А попробуй — отыщи подходящий материал…
— Ты поешь серенады?
— Да так, чтоб зажигать сердца людей… И всего-навсего — четыре дня…
Крамугас поцокал языком и горестно заметил:
— Несчастный я человек.
— Не может быть! — горячо возразила секретарша. — Ты просто… слишком скромный человек. Писать и любить — это ведь такое счастье!
— Да, но я до сих пор еще ничего не написал! — воскликнул Крамугас.
— А любовь?
— Не понимаю…
— Ну, к женщине! К нечаянной избраннице своей судьбы… Большая-пребольшая страсть… Она же — вечно окрыляет! Ты… каких любишь женщин?
— Вообще-то разных… Но больше — пухленьких и беленьких, — с готовностью ответил Крамугас. — А если очень пухленьких, то можно и черненьких.
— Да ты, поди-ка, и не был никогда влюблен по-настоящему! — насмешливо сказала секретарша.
— Ну, я же объяснил тебе: я еще мальчик… — безумно конфузясь, проныл Крамугас.
Она придвинулась вплотную и страстно задышала ему в подбородок.
Крамугас вдруг почувствовал, что еще какая-то минута — и он уже не человек.
