Клуб друзей китайского фарфора | страница 25



***

Иной раз развернется перед глазами панорама обширной цветущей долины, усеянной плоскими крышами одноэтажных домиков. Дух захватывает! Домики отделяются друг от друга лоскутками возделанных огородов. А из-под одной из крыш, но словно из недр земных пробиваются язычки пламени, донельзя аккуратные, будто нарисованные - красное с голубым. Я замираю в восхищении. Катастрофа какая, а? Или только чудится это мне? Или я стал жертвой оптического обмана и вовсе не домик горит, а летят низко над долиной неведомые существа и несут на крыльях огонь? Пожар; и сейчас загорится все, исчезнет из виду и провалится в тартар. Я потрясен, я, как завороженный, смотрю на эту трагическую и прекрасную картину, а в голове настойчиво, торжествующе вертится: Боже праведный, до чего же красива наша земля!

***

- Никита, у Веры есть брат?

- Нет, насколько мне известно. А что?

- Да так, чепуха, просто кое-что вообразилось, да и подумал, между прочим, что я ведь почти ничего о ней не знаю, ни кто она, ни кто ее родители, ни с кем она живет и о чем думает...

- Я в детстве части бывал и живал в пригороде у бабушки, в Причудинках. Там и познакомился с Верой. В Причудинках сиживал с ней рядом на горшках. А она с родителями жила в большом доме на холме, приметный это дом, большой, как дворец, и нелепый. С колоннами как в искусстве классицизма. Понял? Первым делом приходит в голову, что живут там необыкновенные тузы, а на самом деле там жила Вера с родителями. Папаша у нее и впрямь какая-то шишка, во всяком случае, всегда производил на всех очень сильное впечатление, солидный он, с важным брюшком. Он и сейчас живет в том доме, и жена у него красавица, то есть мать Веры, но у Веры с ними вышли какие-то разногласия, и она перебралась в город, сняла комнату. Выпорхнула в большую жизнь. У нее родители, по-моему, с фантазиями.

- А она?

- А она, видишь ли, их фантазии не приемлет. Довольствуется собственными.

***

Говорят Никите: ну, молодой человек, вы у нас вот где сидите...

И с выразительностью жеста хлопают себя по затылкам, по шеям, страдают, а хотели бы с удовольствием похлопать по животам, давая понять, что проглотили, слопали этого назойливого молодого человека, который как бельмо на глазу.

А что я такого сделал, что вас утомило и сделало мое общество невыносимым, что я такое сделал, что позволяет вам теперь утверждать, что я будто бы сижу у вас на шее, что это вы беспокоитесь, ведь вы, скорее, не даете мне покоя, преследуете меня и каждый мой шаг изучаете с таким вниманием, словно я подопытное животное...