В дверях реставрационного цеха нас встретил Тимур.
— Ну, Алан Маркович, наконец-то, — сказал Тимур. — Пойдемте, пойдемте, я вас с дедом познакомлю. Так неловко все в прошлый раз получилось. Но вы не думайте, милиции, конечно, у нас нет, но дружина крепкая, свои ребята!
— Дружина? — удивился отец.
Мы с Тимуром вошли в сводчатые полутемные помещения мастерских. Казалось, современная техника никогда сюда не придет. Сырые стены, крючья, сочащаяся с потолка ледяная вода. На большом железном столе, похожем на операционный, лежала кукла-барышня из музея. Она была без платья, но наполовину прикрыта толстой серой тканью. Она была неподвижна.
Над куклой колдовал коренастый мужичок в холщовой рубахе и таких же штанах. Наверное, от хорошего настроения и удачной работы он притоптывал обутыми в лапти кривыми ногами.
— Ну и как она, есть надежда? — почему-то шепотом спросил отец.
Мужичок обернулся. Оказалось, у него была огромная рыжая борода.
— А как же, к завтрему, чай, доделаем! Но ежели еще раз девушку дружинить отправят, я точно в запой пойду! Пущай Тимурка сам чинит, это ж понимать надо, механизм тонкий!
— Деду наша общественная работа очень не нравится, — смущенно объяснил Тимур. — Но он отличный мужик, и мы с ним сработались.
— А не скучно вам вот так, в прошлом копаться? — спросил отец. — Вы же современный человек, у вас, по-моему, даже высшее образование, а тут — архаические механизмы?
Тимур хитро покосился на своего прапрапрадеда, ковыряющего в кукле специальным ножом, похожим на сдвоенный скальпель, и сказал:
— А это кому что! Вот был до меня у деда помощник, подмастерье Филька! — Старик сдвинул брови, театрально изображая неприязнь. — Так ни черта в механике не смыслил!
— Верно Тимурка говорит, полный дурак, подпасок! Ему только с телятами на флейте играться! — пробурчал старик, осторожно вправляя в голову девушки-куклы какую-то тонкую шестерню. — Да вы его знаете, Алан Маркович, Фильку-то, — он теперь главный инженер на электронном заводе!
Кукла открыла глаза и посмотрела на меня.
— Мальчик, а ты как сюда попал? — тихим задушевным голосом спросила она.
— Молчи, дура! И глаз закрой! — прикрикнул на свое творение Саморыга-старший. — Не влезай, пока не велено! Тоже, вишь, разговорилась, жемчужина музея!
Прежде чем закрыть глаза — я это хорошо заметил, — кукла глянула на Тимура, и в этом взгляде было столько любви, что у меня даже мурашки по спине побежали. И я тогда подумал, что лет через двадцать Тимур умрет, и они объединятся, а люди будут говорить, что в городе на одного крепа стало больше. Мне так понравилось в мастерской, что совсем не хотелось уходить, но отца позвали к телефону: ему звонил, кажется, этот, Кириллов, — и он потащил меня за собой. Когда мы уже вышли с завода, он сказал:
