«Вероятно, в городе не производят некоторых видов техники — автомобилей, например, — и не покупают. Только вот эти, странные, — медленно соображала я. — Иначе на улицах просто негде было бы развернуться…»
Как раз когда я входила в кафе, в машине на секундочку вспыхнул свет, с подножки кабины соскочил шофер в мятом полосатом костюме. Он запер дверцу и последовал за мной. Шагнув за тяжелую дубовую дверь в духоту пивной, я, настраиваясь, вдохнула в себя кислый запах. Глаза привыкали к полутьме. За большими столами, обитыми клетчатой клеенкой, сидели водители: сплошь вытертые кожаные куртки и надвинутые до бровей кепки. Из больших тяжелых кружек они прихлебывали пиво, многие курили. Сквозняка не было, и дым густо зависал под потолком. Слышались оживленные голоса, скрипели большие тяжелые стулья. За крайним столиком я увидела знакомого таксиста, того самого, что вез нас от аэровокзала. Я шарила глазами по лицам, но Кириллова, как показалось в первую минуту, в пивной не было.
«Не добрался еще, — решила я. — Ну хорошо, а что же я буду делать в этой чисто мужской компании?»
Впрочем, компания не была чисто мужской. Слева от знакомого таксиста за столиком сидели две женщины и мужчина. Лицо одной из женщин тоже показалось мне знакомым. Но мое внимание привлекла вторая — бросались в глаза красные брюки и красное пончо. Она была значительно моложе своей приятельницы. За спиной скрипнули петли, стукнуло дверное кольцо. Вошел шофер грузовика. Даже не посмотрев в мою сторону, он присел за столик к тем двум женщинам и заказал себе пиво.
— Вы уж извините, извините меня, — пьяно забормотал кто-то совсем рядом. — Простите меня, Арина Шалвовна, виноват, но, знаете, не всегда попадешь в то состояние, в коем пребывал… Без сомнения, сам виноват! — Пьяный тряс головой. — Пил, знаете ли, при жизни, сильно…
И тут я поняла, что это Кириллов. Я не узнала его, потому что это был не совсем он. Михаил Михайлович устроился почти у самой двери. Когда вошла, я практически наткнулась на него, но во что он превратился?! Измусоленный грязный костюм, взлохмаченные сальные волосы, отечное лицо, покрытое двухнедельной седоватой щетиной. Он был вдребезги пьян.
— А вы хоть помните, о чем мы с вами говорили двадцать минут назад? — спросила я, присаживаясь рядом с ним.
Он достал из кармана горсть семечек, насыпал их на мокрую клеенку стола и свел глаза к переносице. С трудом ворочая языком, проговорил:
— Арина Шалвовна, я вполне!.. Вот хлебну еще пивка, и окончательно все восстановится… — Михаил Михайлович поднял свою кружку и громко, со смаком отхлебнул, отчего глаза его действительно слегка прояснились. — Здесь все наоборот, — самодовольно соврал он. — Живые, они от алкоголя только дуреют, а мы, мертвецы-покойники… — Он зажмурился и еще отхлебнул.
