Малышка стрелой слетела по лестнице и в двух громадных кувшинах принесла воды — в количестве вполне достаточном, чтобы искупать слона. Зиновия, точно русалка, весело поплескалась в тазу, после чего быстро разобрала багаж и, наконец, занялась своим туалетом. Софья изумленно застыла с открытым ртом и все никак не могла оправиться от удивления. Ее поразила красота этой женщины, сотворенной, как ей казалось, не из плоти и крови, а, точно ангел, из аромата цветов и золотого солнечного сияния. Она была поражена несметным множеством и роскошью платьев, манто, шляпок и туфелек, шуб и драгоценностей, и ничуть не меньше поразило ее воображение облако белоснежного белья и кружев, в которое окунулась приезжая, прежде чем надеть скромное, но великолепно на ней сидевшее черное шелковое платье.
— Знаешь, ты в самом деле очень симпатичная, — сказала Зиновия, покончив с переодеванием. И она вовсе не льстила девушке, потому что маленькая, белокожая с русыми волосами Софья делала честь своим двадцати двум годам. — Однако, — продолжала Зиновия, — тебе следует лучше одеваться, не так по-крестьянски, погоди-ка, я тебя сейчас немного принаряжу.
И она начала с того, что вплела ей в русую косу широкую ленту из голубого атласа, надела на шею нитку крупных алых кораллов и воткнула в волосы на затылке большой белый гребень.
— Все это отныне твое, деточка.
Софья радостно охнула и, зардевшись как маков цвет, бросилась к ногам красивой барыни, восторженно поцеловала ее черную атласную туфельку, а затем торопливо выбежала из комнаты, чтобы полюбоваться на себя в зеркало и показать другим девушкам свои сокровища.
Тем временем Зиновия тихонечко, на мягких кошачьих лапках, прошлась по комнатам второго этажа, потом спустилась по лестнице во двор и обошла сад. На обратном пути она произвела смотр всего хозяйства и затем снова вернулась в дом. Первым делом она ознакомилась с местностью. В прихожей же столкнулась с Натальей.
— Какая ты счастливая, — сказала Зиновия, — в своей чистоте, свежести и здоровье, такое очаровательное создание нынче можно встретить только в деревне.
Затем она вошла в комнату Аспазии.
— Ах, какой блеск! — с плохо скрываемым раздражением воскликнула та. — В нашем доме, моя милая, тебе нет надобности так наряжаться.
— Прошу прощения, — возразила Зиновия, — но именно у вас я обязана особенно за собой следить. Это признак неуважения, когда человек появляется перед друзьями и родственниками в неряшливом виде. Вот ты, например, как одета? Позволь напомнить, что ты еще красивая женщина, это и молодые люди тебе подтвердят.
