— Вот это бомба, дорогуша! — бормотал он.
Оля снова поменяла ракурс, теперь она видела всю комнату от окна, в этот момент дверь в холл распахнулась, Татьяна Георгиевна заглянула к отцу. Она, видно, только вошла с улицы, свежая, бодрая, румяная с мороза. На ходу снимая пальто, прошла через кабинет, чмокнула отца в щеку:
— Как дела, папа?
— Проходной двор тут устроили, водят кого хотят, надоело! — старик подставил ей щеку, принимая поцелуй как должное. — Ну ничего, я это дело теперь прекращу… Хватит! Письмецо многое объясняет! Так, надо завещание достать…
— Какое письмецо?
— Потом объясню, потом… Я им устрою курорт, ишь обнаглели!
— Папа, хватит тебе воевать!
— Нет, я этого так не оставлю!
— Да объясни ты мне, что происходит?!
— Иди, иди, потом скажу. Ишь, хотели меня провести, ну погодите у меня… — он отвернулся от дочери и начал набирать код сейфа, ворча что-то невнятное себе под нос.
Татьяна безнадежно махнула рукой и не слушая больше его бормотанья, вышла в холл, повесила пальто в шкаф и затем прошла к себе мимо открытой двери кабинета.
Оля услышала, как она заговорила с кем-то в коридоре и выглянула в холл. Татьяна Георгиевна остановилась около приоткрывшейся справа двери, и разговаривала с Ириной Сергеевной…
— Что это там отец расшумелся?
— Наверно на Олега ворчит, за то что водит сюда всех. Лешка, небось, опять пришел. Да еще какое-то письмо прочитал, выгоню, говорит, теперь… Не поняла, что за письмо ему прислали? Ты не видела? Не хочет мне ничего объяснять. У Лины надо спросить… Завещание свое опять будет переписывать, носится с ним…
Она прошла в свою комнату, а Ирина кинулась по коридору к хозяину квартиры. Оля тем временем заглянула в ее комнату. Там сидел старый знакомый, лысый мужик в кожаном пиджаке, куртка его валялась на кресле. Красивое, но неприятное, злобное лицо, весь помятый, отекший и глаза какие-то мутные, блеклые. Оля уж не раз видела его здесь, кажется, всегда навеселе. Он настороженно глядел на дверь в ожидании хозяйки, потом вынул из кармана связку ключей, черный блокнот и принялся его листать. Вернулась Ирина, вся взбудораженная, на щеках алели пятна:
— Боже мой, Виля! Что я наделала, Сашкино письмо забыла на столе, а эта старая сволочь прочитала его и не отдает. Теперь он нас с Настей выгонит!
— Ну и что ты так расстраиваешься? Ну пойдешь к себе жить.
— К себе?! А кормить кто нас будет? Ты что ли? Тут старик нас содержал, а там на мою зарплату вдвоем жить? И квартиру-то я сдаю… Я же надеялась наследство получить, и долю от этой квартиры…
