— Что, кончили? — спросил он наконец. — Жернова-то у нас старые, с первого раза зерно обдирают плохо, лучше обрушать дважды.
— Да, хорошо… А где ваша матушка?
— Мама в поле.
Они замолчали снова. Потом Пон сказал, словно оправдываясь:
— Вы ведь давно здесь, в деревне, а к нам и не заглядываете, я и не знал…
Вот так и началось их знакомство. Он, говоря по правде, не ожидал, что слова его обернутся приглашением.
Зиеу приходила обычно в полдень, когда мать еще работала в поле. Ей нравилось сидеть рядом с Поном и глядеть, как он мастерит крохотные игрушки — жом для сахарного тростника из сердцевины кукурузы, рисорушку с водяным колесом из мягкого дерева вонг, или кормит по зернышку свою птичку ри. Зиеу усаживалась на полено, брошенное поперек комнаты, пустой и неухоженной, где, как и во всем доме, заметно было отсутствие крепких мужских рук, и смотрела на острый ножик, проворно мелькавший в длинных тонких пальцах Пона. Из-под блестящего лезвия выходили маленькие аккуратные вещицы, а глаза Пона безучастно глядели поверх его работы, мимо сидевшей перед ним девушки, куда-то в сторону, где сгущались неясные тени. Временами она испуганно охала, а Пон, не поворачивая головы, смеялся:
— Что, боитесь, как бы я не порезался? Полно, я ведь привык.
Иногда он затевал с нею разговор о птицах:
— Птиц я люблю, страсть. Хотелось бы мне завести дрозда, его можно обучить разговаривать по-человечьи. Вот была бы потеха.
— А каких вы еще знаете птиц? — подзадоривала его Зиеу.
Пон, подняв голову, погружался в раздумье. А Зиеу в душе раскаивалась: уж не обидела ли она его своим вопросом? Но Пон, подумав, отвечал ей с улыбкой:
— Каких еще птиц знаю?.. Да вот: ри, горлицу, голубя, ноокзиак…
— Ноокзиак? Это что за птица?
— Не знаю, как зовется она по-вашему, а мы называем ее ноокзиак. Она большая, как ворона, объедает кукурузные початки. Ее сразу признаешь по голосу: кричит «сак, сак, сак». Вредная птица!.. Да, еще знаю иволгу. Я слыхал, ее со временем тоже можно выучить человеческой речи. Держал я как-то иволгу, только не стал подрезать ей крылья, а она взяла и улетела. Очень было жалко! Раньше она еще иногда подлетала к дому: покличешь ее, а она сядет где-нибудь рядышком и свистит. Да вот запропала куда-то… Все думаю, не пойти ль поискать ее…
— Жаль, у вас здесь не водится кукушка, — говорила Зиеу. — Мне она нравится. Как услышу ее голос, чудится, будто кто-то зовет меня. В детстве, бывало, заслышу кукушку и иду… иду за нею…
