Оп без устали корил себя за то, что дом, как ему казалось, был еще не закончен только по его старческой нерасторопности. И свидетельство этому было прямо перед глазами: дверь-плетенка, временная, недоделанная, которую надо было придерживать обеими руками, чтоб выйти. Будь все готово, упрямо твердил старик, внучке не надо было бы и выходить из дома за малой нуждой.
Кук была очень расстроена. Никакая сила не могла сейчас остановить этот непрестанный, сразу же после первых дней освобождения волости обрушившийся людской поток — люди возвращались в родные края, не думая о том, что некогда родной им клочок земли, последние несколько десятилетий служивший плацдармом для врага, где превратился в настоящие дикие джунгли, а где все еще был густо нашпигован минами и колючей проволокой. Никто не хотел принимать этого в расчет, а волостному комитету не под силу было помочь всем сразу с устройством жилищ и обзаведением хозяйством.
Нгиеты несколько лет жили на две семьи. Старик с тремя старшими внуками ушел в Виньлинь, на север. После того как подписали соглашение о прекращении огня[12], он сразу же вернулся в Куангчи и временно осел в Чьеухыонге — волости, где жили один католики, в четырех километрах от Чьеуфу. Только совсем недавно, примерно полмесяца назад, когда из Куангчи окончательно выбили врага, вернулся сюда и его сын с невесткой, а с ними и четверо младших внуков. Привез их всех маленький рейсовый автобус, до отказа забитый нехитрым скарбом — столами, стульями, шкафами, кроватями и десятком перепачканных сажей, затянутых паутиной листов железа. Все семейство вместе с пожитками выгрузилось из автобуса на грунтовую дорогу у берега реки. От дороги протянулась выложенная кирпичом тропка к собору. Молодой Нгиет — к этому времени он уже три года как сбросил солдатскую форму и сейчас был в клетчатых брюках и трикотажной, плотно облегающей рубашке — едва успел расплатиться с хозяином автобуса, как услышал знакомое глухое покашливание и оглянулся: им навстречу спешил старый Нгиет. Взглянув на сына, он сердито насупился. Молодой Нгиет, бросившийся было к отцу, замер на месте. Доги — трое старших, гуськом шагавших вслед за дедом, и младшие, приехавшие с отцом и матерью, — недоуменно и даже враждебно уставились друг на друга. Проблема, с которой на первых порах столкнулась эта семья, была не из простых: в Чьеухыонге жили одни только католики, свободного места там но было, короче говоря, это была чужая земля, и без того слишком густо заселенная — домишки здесь так и лепились один к одному. И потому буквально на следующий день, пока другие жители деревни всем миром отправились глазеть на только что оставленный врагом гарнизон — глянуть, как жилось марионеточным солдатам на казенном коште, — оба Нгиета, отец и сын, разобрали хибару из бамбука и соломенных циновок, прилепившихся к остаткам разбомбленного дома; в ней старик с тремя внучатами прожил с середины семьдесят третьего.
