Шинь то и дело оглядывался на яркое небо вдали, потом наконец не выдержал и спросил:
— А вы меня домой… сейчас отведете?
— Да, — ответил Тханг.
— А то солнце скоро совсем сгорит. И черти поползут…
— Что ты болтаешь? — удивился Тханг.
— Кто тебе это сказал? — спросил Хьен.
— Дядя солдат…
— Чушь какая-то! — воскликнул Хьен, и только тут, вдруг спохватившись, впервые со всей ясностью понял, что перед ним всего-навсего малое дитя.
Тханг вел их вдоль моря, по самой кромке песка. Хьен ощущал, как в нем нарастает какое-то внутреннее недовольство самим собой. «А что, если и Тханг чувствует то же самое? — подумал он. — Почему мы с ним так торопимся сбыть мальчишку с рук, точно спешим избавиться от чего-то, что колет глаза?»
Они продолжали свой путь. Посреди пустынного светлого пляжа выделялись темными пятнами груды брошенной одежды: брюки, гимнастерки, башмаки, даже носки. Нетрудно было догадаться, что здесь останавливалось ненадолго целое подразделение, здесь, в последней точке своего тупика, солдаты скинули с себя форму, побросав все прямо себе под ноги. Вдруг Хьен заметил, как мальчик, подойдя к одной из груд, чуть не упал, зацепившись за что-то сначала одной, а потом и другой йогой, и затем окончательно запутался в ворохах этого никому больше не нужного тряпья. Глядя на его маленькую беспомощную фигурку, Хьен вдруг ощутил какое-то беспокойство, даже тревогу. Словно сама прежняя жизнь, еще недавно так ловко нокаутировавшая этих солдат, чье ненужное теперь обмундирование валялось здесь, сейчас, приподнявшись, тянула свои щупальца, пытаясь завладеть мальчиком. «А ведь он вот-вот упадет», — подумалось Хьену. И тут же мальчик в самом деле растянулся, споткнувшись о большой башмак, но затем ему удалось подняться, и он снова двинулся вперед, то и дело цепляясь то за одно, то за другое…
Хьен, точно какая-то сила подтолкнула его, бросился к ребенку, подхватил его, будто вырвал из мира тьмы, посадил на здоровую руку и, осторожно придерживая другой, раненной, прижал к груди.
— Пошли обратно, — сказал он Тхангу. — Давай быстрее к лагуне!
— Ты что?!
— Кончено с этим. Никому мальчишку не отдадим, сами вырастим.
У Хьена, когда он взял мальчика на руки, словно тяжелый груз с души сняли. Он почувствовал, как переполняет его тихая радость. «С чего это я? — спросил он себя. — Что изменилось? Ведь нее осталось, как было, — я солнце, и песок, и я, и Малыш Тханг, и мальчик…»
Сейчас все, казалось, было простым и попятным, хотя и оставалась какая-то горчинка. Но ведь ему еще придется немало повоевать с самим собой, чтобы не думать так, как раньше: мальчик у него на руках — сын врага. Нельзя взваливать на плечи четырехлетнего ребенка грехи его отца. Как бы то ни было, это ребенок. И он безвинен.
