Гарнизон, портовая и складская зоны, клуб, семейные казармы, офицерские коттеджи — все это теперь было забито офицерами и солдатами, стекавшимися сюда со всех концов Читхиепа — море, только оно оставляло возможность побега.
— Наша задача в том, чтобы зажать их здесь в клещи, не дать им улизнуть, — сказал Хьен.
Они обсудили план операции, по которому рота, рассредоточившись вдоль опушки, должна была совершить обход с юга и ударить в тыл сразу с двух направлений. На сопротивление неприятеля, довольно серьезное, натолкнулись, только когда уже была занята добрая половина базы, — теперь каждую постройку надо было брать с боем. К наступлению сумерек, однако, все было закопчено.
И вот в тог момент, когда на широком дворе базы толпилось несколько сотен пленных, а Нгиа и Хьен, стоя на крыльце, готовили донесение на командный пункт, со второго этажа одного из домов раздалась автоматная очередь…
— Почему К-2 нет? Пора передавать им сектор и пленных. Который час? — нетерпеливо спросил Хьен.
Малыш Тхаиг фонариком посветил на часы:
— Ноль пятнадцать.
— Выходит, рано еще. А где мальчишка?
— Кто?
— Мальчишка, говорю!
— А, это отродье! Да там он.
На этот раз луч карманного фонарика скользнул через окно внутрь помещения, прошелся наискосок по окрашенной светло-зеленой масляной краской стене и спустился вниз, к полу. На красных как кровь кафельных плитках пола валялись груды брошенного обмундирования, кипы бумаг, пулеметные ленты, открытки с улыбающимися кинозвездами, клубки и обрывки магнитофонных лепт. У степы стоял низкий стул с плетеным пластиковым сиденьем. Увидев, что стул пуст, Тханг рявкнул:
— Ты где, чертово отродье?!
— Я зде-есь!.. — отозвался дрожащий детский голосок. Из темного угла возле дверей, ведущих в соседнюю комнату, навстречу поплыла гимнастерка. Казалось, она передвигается сама по себе, рукава едва заметно подрагивали, полы волочились по раскиданным на полу бумагам и одежде. Маленький мальчик в одежде с плеча взрослого неуверенно пробирался среди царящего вокруг хаоса, вот он вышел из темноты в круг, высвечиваемый карманным фонариком, и робко присел на стул.
— Сказано было сидеть здесь, значит, сиди! — прикрикнул Тханг. — Где велено, там и должен оставаться, понял или нет?
Мальчик, не выдержав слепящего света фонарика, низко, точно изобличенный преступник, наклонил голову.
— Тебе говорю! Ты что, ответить не можешь? — снова раздался строгий голос Тханга.
— Могу…
Тханг резким щелчком погасил фонарик. Комната — раньше здесь помещалось гарнизонное управление — снова погрузилась в темноту. Хьен почувствовал колющую боль в раненой руке и в груди. В здоровой руке он сжимал что-то твердое; с трудом вспомнил, что это сухой паек, который только что дал ему Малыш Тханг. «А ведь мальчишка наверняка голоден», — подумал Хьен. Он обогнул веранду и вошел в комнату. Но, взглянув на пухлое, холеное лицо мальчишки, невольно почувствовал к нему неприязнь. Сколько радости, родительской заботы и ласки, всего того, чего были лишены сейчас другие дети, выпало на долю этого ребенка. И, борясь с самим собой, немного помедлив, Хьен позвал, постаравшись хоть немного смягчить свой голос:
