Третья половина жизни | страница 74
– Что ж… Скажите, Ольга, на моём месте вы завизировали бы радиограмму Игоря в прокуратуру?
– Я? Не знаю. Впрочем, что я говорю? Конечно, нет.
– Почему?
– Он не ревизор Министерства финансов. Или кто там должен бороться с приписками? Вы разговариваете со мной, как со школьницей. Потому что это донос, вот почему!… Куда вы? Я опять сказала что-то не то? Но ничего другого я сказать не могу.
– Нет, всё правильно… Одну минуту… Вот – держите, Теперь это ваше… Разворачивайте брезент.
– Так и есть – буровые журналы!.. Но… Андрей Павлович, это же не Т-11!
– Да, Т-6. До Талнаха оставался ещё год.
– Так… Семьдесят шестой метр… Восемьдесят второй… Девяносто пятый… Где же сульфиды?.. Сто шестой… Сто двадцать четвертый…
– Готово, соорудил я, Андрей Павлович, список. Поглядите… Эй, девка, откуда у тебя эти журналы?
– Я дал.
– А у вас откуда?
– Николай Тихонович принёс. Их нашел гидролог Неверов.
– Тот, что застрелился?
– Он. Не мешайте ей, Мартыныч. Будем считать, что она их нашла. Сами знаете, найти их очень просто – нужно всего лишь поверить, что они есть… Давайте посмотрим, что вы насчитали. Мука – пять мешков по шестьдесят килограммов. Гречка – двести килограммов. Рис – сто пятьдесят килограммов. Говяжья тушёнка – сорок ящиков по двадцать банок…
– Вы поторопились, Андрей Павлович! Не спросили, что я сделаю с этими журналами!
– Меня это не интересует. Решать вам. И отвечать за своё решение… Тушёнка свиная – десять ящиков. Молоко сгущенное – четыреста банок. Молоко сухое – два бочонка по двадцать килограммов… Скажите, Мартыныч, что у вас за привычка слушать эфир? Эти бесконечные путешествия по всем диапазонам.
– Верно, привычка. Со мной на мысе Челюскина был случай, давно. Зимовали мы там на метеостанции. И вот однажды сдал смену, круглосуточные были дежурства, повалился на койку – стук. Напарник мой, совсем молодой был парнишка, из Вологодской области. «Вставай, – говорит, – Мартыныч, война! А у самого аж губы трясутся. Меня как теплом по сердцу обдало. К рации кинулся, как был, в исподнем. А оттуда так и сыплет морзянкой. С тех пор и слежу за эфиром, как бы чего не пропустить.
– Сто шестьдесят шестой метр – пикриты… Сто восьмидесятый метр – роговики курейской свиты… Сто девяносто восьмой метр – песчаники… Двести восемнадцатый метр… Бурение прекращено… Этого не может быть! Андрей Павлович, здесь нет руды! Здесь ничего нет! Это ужасно!
– Это не ужасно. И не прекрасно. То, что здесь нет руды, это факт. А хорошо это или плохо – другой разговор.