Луша посмотрела на Шрёдера так, как смотрела на Федюню, когда тот уверял её, что ветер прекратится, если деревья перестанут размахивать ветками.
— С Москвой всё будет по-другому, — тихо и серьёзно сказала девочка. — Поверьте мне, я точно знаю. Здесь опасно оставаться.
Портной не отвечал. Ворчливо лязгали ножницы.
На другой день улан прибыл на примерку. Куртка висела на манекене, но Карла Фридриховича дома не было. Луша этому обстоятельству обрадовалась несказанно, но не пустилась с места в карьер, а начала издалека.
Завела с гостем разговор том, как генерал Раевский в сражении под Салтановской повёл в атаку двух своих малолетних сыновей. Рассказ о Раевском она слышала от Михеича, в Воронцово. Потом Луше показалось не лишним намекнуть поручику, что она тоже носит эту славную фамилию.
— Я подумал было, что господин Шрёдер вам родственник.
— Карл Фридрихович приютил меня на время…
— Что же, у вас никого нет больше?
— Есть брат. Но от него — никаких известий.
Улан горестно покачал головой. Потом одобрил рвение молодых людей защищать отчизну. Сообщил, что у него тоже есть 14-летний брат, которого он собирается выписать к себе, в армию, если только батюшка позволит.
Тут Луша чуть не забила копытом, как старая полковая лошадь, заслышавшая звук трубы. Она тут же пошла в атаку — стала упрашивать улана взять её с собой.
— Место ли юной девочке в армии, сударыня? — с усмешкой вопрошал Лушу поручик.
— Но вы же служите, господин Александров!
— И что же?
— А то! Я точно знаю, что вы никакой не мужчина! Я… я тоже могу переодеться.
Улан молчал. На смуглых скулах его расцвёл румянец. Луша, заметив смущение поручика, продолжила наступление.
— Ну возьмите меня. Скажите, что я ваш ещё один брат. Смотрите, у вас тоже волосы русые. И глаза карие! Ну может же у человека быть два брата, в конце концов.
Улан ничего не отвечал. Луша не отставала:
— Возьмите меня, я верхом умею. И языки знаю хорошо. Немецкий, французский… — сказала Луша и задумалась, припоминая, какие бывают языки. — И вот ещё какой — итальянский. И в топографии немного разбираюсь. И бегаю быстро, между прочим. И… и я тоже имею право… Отечество защищать!
Улан по-прежнему молчал, но его карие глаза сияли.
— Подождите, я сейчас, — и Луша шмыгнула в угол, за ширму.
Через пару секунд на ширме уже висело Лушино белое платьице, сшитое ею самой из обрезков аэростата. Из-за ширмы появился кадет в мундирчике и длинных белых брюках, которые тут, в прошлом, — Луша слышала собственными ушами, — смешно называли панталонами.
