— Пасер ничего не говорил! Мне же нужно попрощаться с Рамсесом! Нужно поговорить с Ашой!
— Но ты уже в храме. Жрицам, которые находятся в обучении, не разрешается отсюда уходить, пока не пройдет год.
— Я не нахожусь в обучении!
Алоли встала рядом с арфой.
— А я думала, ты готовишься занять место верховной жрицы.
— Нет. Я здесь для того, чтобы быть подальше от Рамсеса. Уосерит думает, что, если я научусь вести себя, как положено царице, Рамсес сделает меня главной женой.
Глаза Алоли распахнулись, точно цветы лотоса.
— Так вот для чего я тебя учу! — прошептала она. — На лирах или на лютнях играют обычно несколько человек. А арфа играет одна, и музыкант покоряет слушателей в одиночку. И если ты сможешь покорить Большой зал, то отсюда уже недалеко до тронного зала и фараона.
Я сразу поняла, что Алоли права. Именно для этого Уосерит нас и познакомила. Однако, не желая уступать, я заявила:
— Все равно я буду в процессии.
— Вряд ли верховная жрица разрешит, — озабоченно заметила Алоли.
Я об этом больше не упоминала. Мы начали заниматься, но думала я только о войне. Когда урок закончился, я спросила у Алоли, где найти Уосерит.
— Могу тебя проводить, — предложила та, — но верховная жрица не любит, чтобы ее отвлекали. Она по вечерам пишет письма.
По залам и длинным коридорам мы с Алоли дошли до тяжелых деревянных дверей.
— Здесь у нас пер-меджат[37], — сообщила она.
— Уосерит пишет в библиотеке?
— Каждый вечер, перед тем как отплыть во дворец.
Перед дверью я замешкалась. Алоли потихоньку отступила назад и посоветовала:
— Попробуй постучать, только она может не ответить.
Я легонько постучала. В ответ — тишина. Я постучала погромче. Одна из дверей распахнулась.
— Что ты здесь делаешь? — сурово спросила Уосерит.
Она уже сняла свою корону; пальцы у нее были в чернильных пятнах.
— Я пришла по очень важному делу.
Верховная жрица перевела взгляд на Алоли, но приглашать нас внутрь не спешила.
— Видимо, Алоли рассказала тебе о предстоящем шествии?
— Да! — в отчаянии призналась я. — И я пришла спросить: можно ли мне участвовать?
— Разумеется, нет.
— Но…
— Помнишь, я говорила тебе, что придется меня слушаться, даже если не понимаешь зачем? Ты согласилась.
— Да, — пробормотала я.
— Тогда смирись и повинуйся.
Уосерит закрыла дверь. Я повернулась к Алоли, не в силах удержать слезы.
— А если бы я была его женой, поехала бы вместе с ним!
— На войну?! — изумилась Алоли. — Ты ведь не мужчина.
— Ну так что ж? Я могла бы для него переводить.
