В предшествующих разделах данного эссе я представил дополнительные наблюдения и различную критику, почерпнутую из последующей истории тем, затронутых в "Заметках о любви в переносе" . Мое представление наглядно показывает, что данное эссе Фрейда дает лишь одну ограниченную версию одной грани аналитических взаимоотношений. Начиная с 1915 года многочисленные авторы, включая самого Фрейда, представили модифицированные, расширенные или альтернативные версии любви в переносе и ее психических и ситуационных контекстов. По мере развития психоанализа продолжается переоценка любви в переносе, и так и должно быть, ибо новые открытия в психоанализе требуют новых версий знакомых описаний (Шафер, 1983, 1992). Акцент смещается даже в связи с изменениями перспективы внутри эго-психологического фрейдовского анализа; он определенно сдвигается между школами психоанализа. Психоанализ находится в возрасте множественных перспектив, и, однако, все еще не удалось прийти к согласию по поводу некоторых общих оснований: может быть даже бесплодным делом искать такое основание (Шафер, 1990).
Мы уже отмечали, как изменилось обсуждение любви в переносе, когда аналитики порвали с ограниченным подходом Фрейда. Если возьмем теперь Другой пример, кляйнианскую версию объектной связи фрейдовского анализа, могут стать доступны некоторые важные дальнейшие аспекты перспективизма и изложения событий. Я представляю здесь лишь схематическую версию. Я полагаю, что, в кляйнианском изложении событий, аналитик должен попытаться разместить проявления любви в переносе внутри рамок параноидно-шизоидной и депрессивной позиций (см., например, Сегал, 1986). Таким образом, в одном случае, аналитик может подходить к этой любви как к попытке предупредить преследование путем умиротворения того лица, на которое женщина спроецировала свое разъяренное Собственное Я и которое она затем в защитных целях идеализировала как источник защищающей любви. В другом случае, аналитик может подходить к эротическому переносу как к выражению садомазохистского сексуального возбуждения, основывающегося на бессознательных фантазиях, что аналитические взаимоотношения являются разыгрыванием садомазохистских действий. Или, возможно, аналитик кляйнианского типа будет рассматривать особую любовь в переносе женщины, главным образом, как проявление попытки репарации, вырастающей изнутри депрессивной позиции — то есть, как попытку вылечить объект через любовь (см., например, Фельдман, 1990). В этой связи мы можем вспомнить, что Фрейд рассматривал любовь в переносе как стремление пациентки излечить
