- А я с твоего позволения зайду, присмотри за дверями, чтобы нас никто не беспокоил, будь то хоть папа римский.
Петр остался размышлять кто такой упомянутый папа, подозрительно косясь на пребывающих в ужасе легионеров пытался вспомнить кем из древних пророков мог быть огненный знакомец. Сбивало с толку полное отсутствие бороды на гладко выбритом словно у римлян лице. Дверь за гостями захлопнулась, оставив жару начинающегося дня снаружи, сменившись полутьмой с курящимися жаровнями. Прокуратор держался достойно, от ужаса не вопил, не прикрывал лицо краем тоги, усадил гостей в низкие кресла, однако сам не сел, дабы не гневить грозных богов пренебрежением.
- Успокойся, Понтий. Мы не причиним зла ни тебе, ни дому твоему. Если позволишь воды, путь далек, а плащ прибит пылью.
Иегемон хлопнул в ладоши, и в тот же момент словно бывши наготове в комнату прошла высокая, прямая как спица женщина. Руки ее тряслись, она едва не расплескала воду из медного тазика. Брама прихватил за локоть, и поставив тазик на мраморную подставку поблагодарил:
- Чистота твоя нашла отклик у Всемогущего и сердце удостоилось видения. Чего хочешь проси.
- Владыко мой - упала в слезах на колени Клавдия - я проклята богами, нет у меня детей.
- Не меня проси, женщина, а Господа, ибо Он тот, о котором просило тебя небо, а ныне Он о тебе попросит.
Жена прокуратора залилась слезами и кинулась в ноги мессии, но тот ее поднял:
- Не плачь, ибо плачущие да утешаться, а милостивые да помилованы будут. Се зачнешь во чреве и родишь дитя.
Клавдия выбежала из комнаты, а Брама кивнул побледневшему иегемону:
- Садись, прокуратор, ибо Бог не лицеприятен, и смотрит на сердце, а не на платье или перстни на руках. Садись, ибо и я лишь человек, посланник едино всемогущего Бога, Путник бродящий от звезды к звезде по воле Его.
Прокуратор присел на край стула из благовонного сандала, не отводя взгляда от искрящихся, метающих молнии глаз.
- Все что говорили пророки иудейские о мессии, правда - Он Есть Истина и Путь, Сын Бога живого, пришедший спасти от мрака погибели. Но народ иудейский и первосвященники его, оказались недостойными, вознамерившись лукаво пролить кровь святую твоими руками, и навлечь сим погибель на тебя, дом твой и род до седьмого колена.
Прокуратор метнул испуганный взгляд на пребывающего в раздумьях мессию.
- Разве ты, Пилат, не уберег бы сына своего от разбойников и убийц? Не паче ли Отец небесный станет уберегать своего Сына, от желающих смерти? Посему я, его неусыпный слуга, спросил сердце свое: «Достоин ли народ иудейский Сына Божьего паче других? Чем хуже римляне или эллины, в заблуждении не знающие Истины?» Разве не вопрошал ты о ней?
