Захар медленно, чтобы не вспугнуть добычу, прицелился и выстрелил в голову. Рыбина всплыла кверху белым брюхом, но потом вся изогнулась и ушла под корягу. Захар видел, как она втиснулась там на небольшой глубине между корнями и перестала шевелиться.
Тот, кому довелось бывать на рыбной ловле или на охоте, легко поймет состояние Захара: его прямо-таки трясло от волнения и азарта. Бросив ружье в снег, он расторопно сполз по обрыву на корягу и стал лихорадочно карабкаться по скользким сучьям к тому месту, где меж корней втиснулась рыбина. Он уже увидел ее — вот она, рядом! — уже сунул руку в воду, когда предательский сук, на котором он стоял, сломался, и Захар с ужасом почувствовал, что погружается в ледяную воду. Течение тотчас же подхватило его и закружило, унося на середину реки. Некоторое время вздувшаяся шинель держала его на поверхности воды, но вот полы намокли, опутали ноги, и он понял, что тонет. Ему хотелось встать на дно, он вспомнил слова проводника о том, что воды в реке «по грудь, по пояс», но это место как раз оказалось глубоким. Сколько было сил он стал грести руками к берегу. Плавать он умел хорошо, но бешеное течение относило его прочь, а шинель и сапоги тянули ко дну. Уж несколько раз он глотнул воды. И тут, как в тот момент, когда падал с лошадью на препятствии, он с тошнотворной горечью подумал, что это все, конец!..
Но вот ноги заскользили по крупному галечнику, и когда, удушливо откашливаясь, он смог стать во весь рост, воды оказалось чуть выше пояса. Сбиваемый течением, он с невероятным трудом добрел до берега и совершенно обессиленный опустился на снег. Тело сразу загорелось, будто его облили кипятком, а зубы противно помимо воли выстукивали частую дробь. Захар смутно подумал, что нельзя долго оставаться на снегу, с усилием встал и поплелся к коряге, где оставил на берегу ружье. Только теперь он увидел, как далеко отнесло его течением. Силы к нему постепенно вернулись, и Захар, взяв ружье, бегом бросился к бараку.
Сплавщики всполошились, когда Захар, весь мокрый, ввалился в дверь. Он не успел опомниться, как его раздели донага. Вскоре, переодетый в чужое, весь зябко содрогаясь, хотя сидел возле огня, он стал рассказывать о том, что с ним случилось.
— А рыбина все там, под корягой? — спросил Алексей Самородов.
— Наверное, там, я уж не разглядывал, скорей побежал в барак.
— Иванка, живо-ко беги с багром, — приказал Алексей брату, — ухи наварим. Это бывает на сплаве: бревна зашибают рыбу, — пояснил он молодым сплавщикам.
